Спасительные спасательные ковчеги.
У некоторых они отличались большим тоннажем, на другие можно было загрузить пару-другую тварей. Чистых или нечистых, не мне судить. Братья Ш., например, не очень мне симпатичные, отплыли на своем ковчеге, разумеется, нелегально, в Швецию. Рябой Шурка С., я всегда радовался возможности пофилософствовать с ним на берегу Шикотана, сбежал в Японию.
Но, конечно, не обязательно связывать понятие ковчег с плавсредствами.
Одни строили ковчег, срочно вступая в партию, другие торопились жениться на еврейке, третьи защищали диссертации на вечные темы марксистских взглядов на то, на другое, наконец, на третье.
И чем активнее власти препятствовали постройке ковчегов, тем активнее шла работа.
Я сам строил ковчег — возлагал надежды на книжку.
„Иногда я думаю, что уехали все. Осталась только шайка геронтов за кирпичными стенами да пустая, дохлыми танками заставленная страна.. .“
К счастью, Дима ошибся.
Он не мог не ошибиться — отчаяние плохо влияет на зрение.
Горше всего терять берега, которые принадлежат тебе только по праву чуда. Я, например, не собирался, не хотел их терять. Я лучше что-нибудь другое поменяю. Скажем, как у Дарвина, если помните:
„Не во власти человека изменить естественные условия жизни: он не может изменить климат страны, он не прибавляет никаких новых элементов к почве, но он может перенести животных или растения из одного климата в другой".
Каждый переносил из одного климата в другой что-то свое.
Девонская ископаемая акула, ганоидная рыба, эогиринус, сеймурия, триасовый иктидопсис, опоссум, лемур, шимпанзе, обезьяночеловек с острова Ява, Паюза, римский атлет.
Нет, мне не хочется, чтобы таблица Вильяма К.Грегори завершалась лицом римского атлета. Если даже Б.М.Козо-Полянский прав и наша эволюция завершена, пусть лучше там, на вершине таблицы, светится бледное лицо Димы Савицкого.
Ниоткуда с любовью.
Но мой ковчег строился плохо.
Я вдруг устал, слова не давались. Собственного отчаяния оказалось мало: я выбрал не Деметру, а Тропинина.
Ко всему прочему, мой Тропинин вел себя странно.
Если в руки Тропинина попадала бутылка с водкой, он не вскрывал ее тут же хорошо поставленным ударом о подошву сапога. Он почему-то прятал бутылку нераспечатанной в карман палатки. „Ночью дул ветер, палатку болтало, водка в бутылке булькала..."
Надо же! У любого нормального островитянина она булькала бы в желудке.
„Я не получил никакой эмоциональной информации, я только немного узнал, какая там у вас погода..."
Дима мог не смягчать свои слова. Но он их смягчал.
„У меня есть прекрасный человек — Алена. Когда я познакомил ее с одним своим другом, который разрывается от талантов, она насторожилась. И только когда он в чем-то лажанулся, она поверила в него..."
Я лажанулся.
Я построил ковчег, но он не мог отойти от берега. Я написал не о Деметре, не о ее вечном плаче, я написал о Михаиле Тропинине, который, в принципе, должен был быть мною, а оказался чем-то вроде пухлого облачка на плече вулкана. Всем виден, но эфемерен. Да и виден пока ветра нет.
Однажды в Южно-Сахалинске я увидел на балконе мальчишку-татарина. С помощью расщепленной соломинки он пускал мыльные пузыри. Он сам сиял как пузырь. Его голос дрожал от восторга и торжества при каждой удаче. „Пузиры! — торжествующе вопил он. — Мыльный пузиры!"
Пока Деметра искала дочь, мир страдал, поля не давали урожаев. Пока Тропинин искал любовь, мир продолжал цвести, менялась только погода. Деметра нашла в себе силы возненавидеть собственного брата, отречься от божественной сути — ради дочери, а Тропинин боялся возненавидеть даже врага (особо изощренная форма гипокризии) — ради любви.
Он, Тропинин, боялся необратимых решений. Он боялся схватить катящийся апельсин, боялся принять решение.
Как странно.
В истинной жизни тот же Тропинин активно строил ковчег, женился на еврейках, убегал в Швецию и Японию, защищал диссертации на тему вечных марксистских взглядов, вдохновенно жрал водку...
Пузиры. Мыльный пузиры.
4. БЕРЕГ
Сопротивляемость давлению извне...
Повесть о путешествии Михаила Тропинина на Курильские острова была написана.
Но я действительно здорово лажанулся — ее напечатали и кто-то ее даже похвалил, наверное, А.Запорный. Хорошо, в тот год несколько месяцев я провел в поле.