В грязных тарелках, само собой, никаких остатков еды быть не может, но микроскопический стой жира все равно остается. И его нужно смыть. А чем смоешь в условиях строжайшей экономии воды? Вот то-то и оно...
Сразу после обеда по распорядку дня — тихий час. Но когда-то давным-давно один активист, падлой выступил с почином: во время тихого часа отдыхать не ложиться, а пойти на улицу и посвятить весь час рытью убежищ.
Ну, командование, конечно, возражать не стало, однако, чтобы соблюсти видимость всеобщего порыва, поставило конструктивное предложение на голосование.
Командование и до сих пор любит иной раз сыгрануть в демократию, живуч этот пережиток. И вот:
— Кто хочет вместо тихого часа поработать на свежем воздухе — шаг вперед!
Понятно, что при таком поименном голосовании можно голосовать только „за“. Все так и сделали, дружно шагнули вперед. Все, как один.
Вот с той поры и повелось. И болтают, не только в нашем приюте. Поскольку ценный передовой почин очень быстро был всюду подхвачен.
И болтают, что из-за этого почина наш личный состав люто ненавидим всеми прочими личными составами. Словно мы виноваты, что водилась промеж нас этакая сволочь. Хотя, с другой стороны, а кто виноват, если не коллектив?
Своеобразный ритуал выработался: приводят личный состав с обеда, но строй не распускают, а, наоборот, кричат:
— Р-р-рняйсь! Смир-р-рна-а!
И тут кто-нибудь, ну, у кого в аккурат подошла очередь почин починять, подает голос:
— Товарищ воспитатель, разрешите обратиться!
Ему, конечно, разрешают, но с таким видом, будто могли бы и не разрешить, словно кто-то может по своей прихоти поломать ритуал и отменить священную традицию, да это теперь даже всемогущему товарищу Анастасу, наверное, не под силу, которому, как известно, под силу все.
Так каждый день кто-нибудь выступает с почином. Словно только что придумал. Умник какой. И весь личный состав молча ненавидит умника. Целые сутки ненавидит.
А когда приходит мой черед починять — не ударяю в грязь лицом и я. Но всю жизнь меня так и подмывает предложить отменить тихий час раз и навсегда. Пока сдерживаюсь. Но мечтаю, что когда-нибудь плюну на все и скажу, что хочется сказать. Ведь тот, первопочиняльщик, смог в свое время. Тоже незадолго до переработки. И прославился. Конечно, лучше бы чем-то хорошим прославиться. Чтобы вспоминали добром. Но это абсолютно невозможно. Возможно — иное.
Ритуал, как всегда, проходит без отклонения от сценария. Все дружно делают свой шаг вперед, а потом бредут в раздевалку, получают у сестры-хозяйки шанцевый инструмент, комплект рабочей противохимической одежды, противогаз, кряхтя и охая натягивают ненавистную амуницию.
Одеваюсь и я для выхода на так называемый „свежий воздух". Встаю в строй, как всегда, в числе середняков. Воспитательница ставит меня в пример отстающим, которые моложе меня годами, она же не знает, что я выкину через минуту, а то, небось, нашла бы для постановки в пример кого-нибудь другого.
Собственно, я и сам еще понятия не имею, что выкину через минуту, так стремительно вдруг начинают разворачиваться события.
Командирша поворачивает нас и строем ведет в переходный шлюз, соединенный с внешним миром. Поворачиваюсь вместе со всеми, делаю шаг, другой... И пулей выскакиваю из строя, срывая противогазную маску.
— Товарищ Анна, товарищ Анна! — бросаюсь я к воспитательнице, одетой в то же самое, что и мы, но с погончиками на плечах. — Разрешите обратиться! Разрешите отлучиться в туалет!
Говорю все это торопливым громким полушепотом, а сам аж пританцовываю.
— Обращаться к воспитателю нужно внятно и четко, а не мямлить, воспитанник Ширемамин! А еще такой солидный человек! Как стоишь! Смир-р-на!
Перестаю пританцовывать, вытягиваюсь. Кто можно оценить этот незаметный подвиг?
Повторяю внятно и четко. Не мямлю. Не до нюансов.
— А по какой нужде? По малой или большой? — деловито уточняет Нюрка.
— По большо-о-ой! — я почти плачу.
— Такие дела нужно делать в личное время. Объявляю вам замечание, воспитанник Ширемамин.
— Есть замечание, есть в личное время такие дела!
„Тебя б, суку, прихватило, посмотрел бы я...“
— Запор что ли? — еще издевается.
— Наоборо-о-от! — выкрикиваю сипло. Кажется, погибель моя от совершенно презренной причины неминуема.
— Ладно, иди. Только не задерживайся там. Знаю я вас!
О последних словах я лишь догадываюсь, потому что в тот миг, когда они произносятся, нахожусь уже далеко.
Успею ли?! Нет, нипочем не успею! Не успеваю, а-а-а, мама, не успеваю!!! Нет, кажется, успеваю! Успеваю, кажется... Или...