Или же — другой пример — Макинтошу предлагали свою помощь военные, проезжавшие в „газике“, из беседы с которыми он узнал, что тайна есть тайна, что шофера газика зовут Муса-джон, и что скоро он поедет домой и женится. Макинтош узнал также, что до ближайшего города М. „чесать еще километров сорок“, что ожидается гроза, что советскому офицеру в присутствии подчиненных не к лицу рассказывать о своей жизни и личных воспоминаниях. Затем он узнал, что он чудак, что ходьба босиком по гравию вредна для ног и что не следует экономить на обуви, даже если идешь очень далеко, и вообще кучу интересных и полезных сведений.
— Двести тысяч триста четыре, — подумал Макинтош, глядя вслед удалявшемуся автомобилю, и поправил рюкзак, в котором были: спальный мешок, еда, запасная обувь и одежда, спички, а также блокноты, куда он записывал адреса тех, кто этого от него требовал.
Затем он достал один из таких блокнотов и тщательно записал туда адреса Мусы-джона, капитана Диля, лейтенанта Худайбердыева и отца лейтенанта, Генриха Самсоновича, до которого отсюда было минимум пятьсот тысяч макинтошевых шагов и которого, по трепетным опасениям сына, решительно не слушается его младший брат, тоже Генрих.
В городе М. Макинтош заночевал у постового милиционера Чебукреева, однофамильца сварщика. Второй Чебукреев был холост и терпеть не мог вертихвосток, но зато любил Шекли и — очень — младшую сестру, которая находилась в этот момент замужем за геологом и жила на юге, откуда недавно прислала шесть килограммов урюка, каковым на ночь и угостил Чебукреев усталого Макинтоша.
Утром Макинтош простился с Чебукреевым и приступил к знакомству с человечеством, населявшим М., а через две недели он покинул город и — ну что я тут буду рассусоливать? — еще через шестьдесят недель он вплотную приблизился к некой вспаханной полосе, где был остановлен проходившим мимо человеком в военной форме и его невеселой собакой.
Макинтош вполне сознавал единственный контекст, в котором у него мог произойти разговор с этим человеком, и потому сразу сказал, что просит провести его к начальнику заставы, и пограничник, весьма удивившись его сговорчивости и потому не спуская пальца с курка автомата, провел Макинтоша в требовавшемся направлении.
Начальника заставы звали Петр Ибрагимович Чебукреев, что очень развеселило Макинтоша и придало начавшемуся допросу неспецифический оттенок.
Той же ночью Чебукреев вывел Макинтоша из комнаты, в которой тою заперли после допроса и, посадив в машину, отвез его на границу.
„Эх, жалко, — сказал Макинтош, когда вылезал из машины. — Я же хотел только пешком!“
„Ничего, ничего, — торопливо ответил Чебукреев. — По-другому я бы не смог. Что бы обо мне сказали, если бы я повел тебя пешком? Это же год объясняй, не поймут".
Начальник заставы Чебукреев тоже был однофамильцем сварщика и не приходился родственником милиционеру. Как сказал Макинтош, узнав его фамилию, случайность — это единственное, что придает жизни смысл. У Петра Чебукреева были: жена, „мать-старуха", трое детей, казенная квартира, долг перед Родиной, некоторые сожаления по поводу быстрого течения лет, зычный голос, хороший сон, страх перед начальством, страх за „мать-старуху", собственный автомобиль, строгость к подчиненным и еще многое, многое другое.
На другой стороне границы Макинтош был задержан и отведен на заставу другой стороны...