„Соловей, мой, соловей, золотистый соловей"... — тоскливым речитативом прервал себя Сергей...
— И вот стоит этот молодой человек... Он совсем не похож на нас. У него другая духовная формация. И вот мы с тобой давай оценим его по другой шкале. Более высокой. По шкале, скажем, — БОГА. Я условно говорю. Ну, суд другой выберем. Планку человеческих возможностей поднимем.
Наделен этот человек талантом — слышать шум округи: такое умение ему бог отпустил. Ведь говорят — талант от бога...
Он с другой реакцией на красоту. Красоту звука, цвета, женщины. Не так, как в других, все это в нем отзывается.
И вот стоит он однажды утром перед запустением округи и слышит не тишину, а голос еще не додавленной силы. Он вооружен талантом выразить знаком услышанную энергию: он не безгласен. Талант обозначится. Подаст голос. И округа этот голос вопримет. И на этот голос поднимется. И перейдет в другое состояние. Российская деревня была освещена светом песен Алябьева. Ясная Поляна поднималась под талантом Толстого. А, может, Озерки начнут очищаться музыкой нового композитора...
А если твой Витька новый Алябьев?
Вот взял и родился в сибирской деревне Мусоргский. Или что, думаешь, наша деревня не может зачать? Душа ее навсегда скукожилась?
Юрка, я же знаю — для тебя этого вопроса не существует. И ты не предполагаешь его в другом человеке... Живешь... Ешь жареных кур... Водочкой запиваешь... Меня курицей угощал... Спасибо... — Сергей церемонно раскланился.
— Витька твой наделен музыкальной чуткостью — знай это, он не захочет, сидя на тракторе, изнывать от невысказанности: ему необходимо по-другому реализоваться. Может быть, он познает другое вдохновение. А вдохновение — это счастье. Не обрывай Витькину перспективу. Не зашоривай его сердце, не вводи в глухоту. Витька — не ты. И ждет его юдоль горькая, если он не угадает себя. Покупай пианино. Найди Веру Димант. Вози ее к Витьке — за это тебе воздастся. Может быть, ты только для того и родился, чтобы Витьку создать...
Сергей замолчал — опомнился.
— Занесло меня... Но я высказался. Это тебе в ответ на... А вообше-то... как ты?.. Давай поезжай, покупай пианино... И меня ты совсем уж не хорони, не списывай...
Юрка игриво облапил Сергея.
— А ты это... Насобачился однако... Напичкан всякой мутью... А жареной курицы сегодня нет. Ладно, Серега, найдем что-нибудь другое: нс идти же тебе в свою клетушку голодным.
Чуть помолчав, добавил:
— Но пианино я покупать не буду. А Витька что, правда что ли? Только... дохлое это дело. Не обуздаешь его...
— Я за месяц в деревне здоровье наработала, силу набрала и мне... чего-то хочется, — откровенно сказала Людмила подруге.
— Вон мужиков сколько с глазами голодными. Облизываются.
— Не понимаешь... — заломив руки за голову и жалея себя, отметила Людмила. — Молоденького бы. Чистенького бы. Чтобы побыть с ним рядом и полюбить. Хоть на одну ночь. Бережно бы я эту ночь провела. А потом бы бережно всю жизнь помнила. Надоело все сволочное.
— Не бесись, Людка. Кто бы тебя утихомирил.
— Не хочу утихомириваться. Никогда. Я еще такая молодая. Я еще в конкурсе красоты хочу участвовать. Шубу в сорок тысяч за первое место получать.
— Тю, — сказала сочувственно подружка, — понесло бабу...
Людмила встретила Сергея вечером.
— Сережа, — сказала Людмила без предисловий. — А ведь ты любишь эту заведующую клубом. Она красивая девка... Только... дура. Сережа, нс майся ты. Хочешь, я тебе помогу? Она сразу за тобой побежит. Не знаешь ты, чем девок надо брать. Они опамятываются, когда теряют. Тогда у них все только и начинается... У вас же танцы сегодня. Ты подольше задержись в клубе.