А утром... Утром колхозная машина подобрала Ивана Панюкова на дороге у кювета: спал пьянь-пьянью. Привезли его домой.
Комбайны Петра Ларина и Колька стояли на улице под их воротами. Комбайн Дрыги — у мастерской. Комбайн Панюкова потерялся. Главный инженер съездил на поле — нету. У мастерской — нету. Вот с...мое... не иголка же?
На второй день нашли в березняке. Вычислили: гнал Иван комбайн по дороге. Заснул. И упал. Упал так ловко, что комбайн задним колесом даже не задел. Дорога отошла в сторону — комбайн пошел прямо. Подминал молодой березняк, кустарник. Придавленный подрост распрямлялся следом. Комбайн ткнулся в большую березу и забуксовал. Колеса крутились вхолостую, всю дернину под собой измололи. Мотор выработал весь бензин, заглох.
Так и стоял комбайн, укрытый мелколесьем, а хозяин его не мог вспомнить, как очутился на дороге.
Новость на деревне: комбайнеры перепились. Все взоры на жен. А жены: „Пьяницы дак... Не могли до дома дотерпеть. Вот и нажрались. А эта Зинка по двадцать рублей за бутылку с них содрала. Окна ей надо повыбивать, торгашке паскудной”.
На правлении колхоза было решено Ивана Панюкова, Петра Ларина, Федора Дрыгу и Николая Горобцова лишить всех причитающихся за уборку премий. Поощрения выходили большие: некоторым по восемьсот рублей, некоторым больше тысячи.
Члены правления сомневались, ‘правда неуверенно, в справедливости" наказания. Может, надо простить. Жалко мужиков. Держались... держались... Не в разгар же уборки выпили...
Председатель урезонил: — А мне не жалко? Но не будем же мы-то предуборочное решение общего колхозного собрания отменять. Все сами решали. Самим и отвечать. Иначе... на чем же дисциплине держаться? Поступись раз, поступись два... Сами, сами все условия обговорили. Да, трудное наказание... — И зло сказал: — Думаю, ничего бы они не затеяли, если бы этот сопляк с баяном возле них не очутился. Вот бы кого я наказал...
Надя вышла замуж за Сашку Ерохина. В обеих семьях готовятся к свадьбе. Говорят, что на свадьбе будет играть цветная музыка.
Сашка съездил в город и привез какой-то плоский ящик в картонной коробке. Распаковал его в клубе. Ящик лежал на столе разноцветными лампочками и стеклянными трубками кверху. Сашка включил штепсель в розетку — в ящике заклокотало, зашипело, трубки замелькали и в их молочной белизне обозначились цветные вспышки. Они вздрагивали и истаивали. Вдруг вспыхнули все сразу, накалились и заиграли радужными всполохами. Сумрачный потолок облился огненным калейдоскопом, засиял и на нем начал плавиться и плавать неуловимо нежный цвет и на лицах любопытных ребят, случившимся при первой пробе, зашевелились цветные блики.
Сашку устроил полученный эффект.
Он воткнул в тройник вилку магнитофона и при трескучей музыке электроогни еще веселее включились вторить ударникам, динамичным ритмам. И свет этой музыки и бесовский ритм сразу подчиняли: две машины синхронно работали в заданном светоимпровизационном пульсе.
Надя уже влюбилась в свою свадьбу. А в Сашку — еще сильнее.
Светомузыку Сашка смонтировал сам. Сделал ее по своей схеме. И паял, и рассчитывал всю светосистему — тоже. Он учился на радиофакультете. Этот прибор для него — семечки.
— С-а-а-ш-к-а! — восхищалась Надя и искала восторг в лицах других. Ей одного своего счастья было мало.
А Сашка проворачивал эбонитовый кружочек на проигрывателе. Музыка и беснующийся свет в воздухе притухли. При повороте кружочка звуки нарастали, крепли, свет оживал и звук вдруг доходил до громового грохота, разрывался в ушах, глох в воздухе. И все буйствовало, вспыхивало, горело, гремело и всем хотелось кричать и притворно зажимать уши.
Сашка считал, что такой звуковой диапазон достаточен для свадебного веселья: всем все будет слышно.
Записи Сашка заранее взял у друзей: не наш самодеятельный суррогат, а музыка настоящих западных ансамблей. Под нее неоднократно на студенческих пирушках балдели.
Сашка смонтировал светомузыку в большой комнате. Рядом на тумбочке, в потайном чреве поставил магнитофон, чтобы высвободить побольше места для танцев. Никто еще при таком свете в деревне свадьбы не делал. Очумеет деревня.
Вместе с Надей обговорили, что управлять аппаратом надо упросить Алеху Безуглова: не самому же жениху этим делом заниматься. Ради такого дела Алеха сорвется на два дня из своего ПТУ.
С музыкой было решено. С водкой — тоже. Две семьи — Сашкина и Надина в два аппарата гонят в бане жидкость. Для близиру подкупили два ящика московской — глаза службам замазать. Деревенские самогонку предпочитают очищенную, приправленную отваром из дубовой коры: от нее меньше голова болит.