журнал "ПРОЗА СИБИРИ" №1 1995 г.

Потом она долго не начинала разговора. Лежала не шевелясь, смотрела в потолок. А у губ ее, в самой нежной припухлости, наметилась маленькая морщиночка — у подбородочка округлого. От этого даже жалко ее и радости больше, что она рядом лежит.

— Сережа, а как ты решился меня обнять? Кто тебя так научил?

— Не знаю... Это как не я.

Она рассмеялась неожиданно. Вдруг повернулась, прильнула и ребячливо, не оберегаясь, стала целовать его. Отстранилась и осторожно, уже не требуя ничего, не намекая, тихо тронула губами его губы. Подержала так. Потом еще приложила их нежно, нечувственно. Но горячечная волна, подступившая к голове, их прикосновений уже не сдерживала.

Ушла она от него на рассвете огородом.

* * *

Соседская девчонка Полинка Чикалдина ворвалась в избу к Беловым с заполошными глазами и с порога выпалила: — Теть Фрось, теть Фрось! Включайте скорее радио. Про вашего Сережку говорят. Его песню поют. Да отставьте вы стряпню свою, а то опоздаете...

— Че ты так налетела-то. Прям испугала.

— Я как услышала...

Ефросинья отложила скалку, поспешила к репродуктору. Повернула эбонитовый кружочек.

И избу заполнил голос. Он был бережный, раздумчивый. Музыка ему нс мешала. Поймали его на полуслове.

...хотелось все это тебе показать.
Как себя, это белое утро открыть...

Две женщины — маленькая и большая, не улавливали причастность чужих слов к ним, к их деревне, к их Сережке. Молчали. Их утишил исповедальный мужской голос. Смысл слов еще не укладывался в их сознании.

Но я вижу с друзьями тебя на реке,
Вижу мокрые локти в горячем песке...
У охапки одежды, пестрой и яркой,
И забытого в синей авоське Ремарка.
Ты, быть может, кричишь озорно и неистово,
На вечерних концертах приезжих артистов.
Ты в судьбах подруг принимаешь участие...
И все это, должно быть, походит на счастье.
Как все это, должно быть, походит на счастье.
Со скрипучих ступенек еще до восхода
Мы шагнули в раскрытые настежь ворота,
В полустоптанных кедах молчаливые книжники,
А хозяйка задумчиво смотрит вслед.
На обветренных лицах, как на булыжниках,
Загорелся белый рассвет...

Голос замолк, а музыка еще несла, повторяя, затихающее дыхание певца: ...белый рассвет...свет...свет... и, вместе с мелодией, истаяла.

В радио влез разбитной комментатор: „И в заключение покажем еще одну песню молодого композитора — студента института Культуры Сергея Корчуганова".

Эта песня не была похожа на ту... Слов-то еще не было. Сначала музыка долго играла. Тихая музыка... Не спешила. Потом уж певец запел...

Сегодня прохладный и свежий
Ласкает лицо холодок.
Студенты со скрежетом режут
Коньками зеркальный каток.
В серебряных блестках сугробы,
Деревья в опушках седин.
И слышится с вальсом: попробуй
Сегодня кататься один.
Ведь девушка в вязаной шапке,
Наверно, опять не придет...
Снежинок гусиные лапки
Ложатся на лед...

Комментатор снова заспешил. Ох, и мешают они своим языком. Такие бойкие.

„На этом работу нашего радиоканала заканчиваем. Мы познакомили вас с новыми именами. Это был дебют молодых композиторов — студентов института Культуры Игоря Смагина и Сергея Корчуганова. Песни прозвучали в обработке руководителя оркестра народных инструментов областного радио и телевидения Святослава Лебедева.

Исполнял песни солист областной филармонии Валентин Нарымский."

И радио замолчало. Полинка еще чего-то ждала, потом сказала: — К-а-к!.. В школе теперь узнают... И в деревне все слышали... А он где сейчас, Сережка-то? В городе?

— В клубе... Или у себя в комнате сельсоветской.' Редко домой заходит. Гордится, чо ли?

— А про какую он девушку сочинил? Про городскую-то?.. Которую вспоминает на рассвете... — Полинка спрашивала, а ответа не ждала.

— Вам понравилось, теть Фрось?

— Я в этом не разбираюсь. Когда его самого-то, Сережку-то, слушаешь, тоже не все понятно, что он играет. А песни, ничего, складные. Матери его будет интересно. Я ей теперь напишу. Она у меня все про него расспрашивает.

— Ладно, побежала я, — сказала Полинка. — Как интересно будет теперь на Сережку смотреть...