— Почем курточка? — небрежно осведомлялся остроносый, как Буратино, пэтэушного вида юноша у солидного и не менее юного продавца.
— Куртка турецкая, кожаная, — скучно отвечал торгующий.
— Так сколько?
— Пять.
— Три с половиной.
— Иди ты...
Нс успел Косяков удивиться, откуда у почти школьника могут найтись пусть и не пять, а три с половиной тысячи рублей, как услышал следующий диалог:
— Даю за плащ три пары „Мальвин" и два блока „Мальборо".
— Четыре блока.
— Три.
— Годится.
Вениамин обернулся к торгующим. Мелькнули яркие целлофановые обертки и исчезли в объемистых сумках, а симпатичные девушки — одна в замшевом полупальто, другая — в ярко-синей пуховой куртке, растворились в толпе, как фантомы.
— Ух, ты! — услышал Косяков восхищенный шепот Алика. — Вот это — жизнь!
— Какая это жизнь? Кругом одни спекулянты.
— Зато дело делают.
— Это все противозаконно, — попытался втолковать Вениамин непреложную истину. — Их в любой момент милиция забрать может.
— Ага, как же! Вон, посмотри.
Вениамин посмотрел.
Пара тонкошеих милиционеров с демократизаторами в руках грозно подступили к кучке молодежи. За спинами продавцов стояли пузатые сумки с товаром, а в руках они держали кто женскую кофточку, кто кожаные перчатки, а кто и просто небольшую картонку с ценой. Не успел Косяков порадоваться торжеству справедливости, как у одного из милиционеров оказалась в кармане банка растворимого кофе, а у другого пара пачек сигарет. Демократизаторы тотчас безвольно опустились и как будто даже затерялись в складках шинелей, а блюстители порядка независимо отошли в сторону.
Горестно посетовав на коррупцию, Косяков повел Алика в продуктовый павильон, лишь бы очутиться подальше от криминогенной зоны. Алик уходил неохотно и пару раз пытался прицениться к зимним ботинкам на натуральной каучуковой подошве, но Вениамин не дал ему развернуться.
— Зачем тебе это? — сердито шипел он, ухватив приятеля за рукав. — Все равно ведь не купишь.
Но Алика, похоже, увлекал сам процесс. Вокруг шныряло множество восточных людей, которых без усилия можно было принять за его недальних родственников. Те же кепки, поношенные пальто и разбитые ботинки, но карманы кавказцев оттопыривали пачки купюр, что было заметно даже для неопытного взгляда, и это обстоятельство выводило Алика из себя.
Пока миновали цветочные ряды, где горьковатый запах хризантем перебивал аромат зимних яблок и дынь, Алика несколько раз окликнули из-за прилавков.
— Ара, ара! — неслось им вслед.
Поняв, что обращаются к нему,. Алик, начитавшийся Брэма, смущенно спросил у Вениамина:
— Что я им, попугай, что ли?
— Это, вроде, друг, приятель. Короче, свой. Понятно?
Самого Косякова подобная щекотливая ситуация смущала. Скорым шагом обойдя горы фруктов и неестественно яркой зимней зелени, он увлек Алика в следующий павильон. Цены на мясо были фантастичны. Отчаявшись купить хотя бы кость на суп, приятели покинули базар. Под конец, чтобы не уходить с пустыми руками, Вениамин расщедрился на пять стаканов семечек.
— Все, — устало выдохнул он, — посмотрели, погуляли, пора и домой.
Подвез их какой-то ведомственный „рафик", с каждого потребовали по рублю. Рубли отдавали с радостью, стоять и дожидаться неизвестно чего на остановке, рискуя подхватить простуду, было себе дороже.
Едва войдя в квартиру, Алик полез в ванну греться. Вениамин еще долго слышал, как он плескался и что-то бормотал под нос. В тот же вечер неожиданно сломался телевизор. Звук и изображение исчезли одновременно, экран полыхнул яркой вспышкой и подернулся матовой серостью. В доме стало тихо и тревожно. Бершадский пропал из виду, газеты писали только о плохом, суп в пакетах кончался.
И на работе положение становилось все более угрожающим. В курилке Косякову сочувствовали и Вениамин вяло кивал в ответ, как будто принимал поздравления. Он стал апатичен, невнимателен и скучен, так что даже Олечка и Тамарочка оставили его в покое. Жертва близкого сокращения, наконец, определилась.
С каждым днем становилось все яснее, что решение начальницы подвести под сокращение именно Косякова созрело. Это создало вокруг Вениамина вакуум: его уже не приглашали для обсуждения производственных вопросов, перестали загружать бестолковой работой, вообще стали вежливо равнодушны, как будто он просто по случаю сюда забежал.