Анни-Мари Упадежу. (Снимает, наконец-то, купальник, но всем ЭТО до лампочки.)
Сулейман ибн Залейман-оглы. (Уснул. Но во сне слышит, видит и не забывает потягивать кальян.)
Тихомир Брагу. (Тяготеет к Румынии, но подливает Касатону Егоровичу Водопьяных.)
Марэнэ Стопулеску. (Недоволен: женщина и штатские на корабле.)
Делегация крымских татар . (Мечтает об автономии Евпатории или, на худой конец, о свободе и независимости острова Змеиный.)
Касатон Егорович Водопьяных. (Одним ударом кулака в отчаянии расшибает шахматную доску, ящик из-под мандаринов и палубу авианосца: только что он лично просрал Керчь!)
Васыль Мыколаевич Заливайко. (Предлагает играть в поддавки на Малую землю, имея ввиду в конечном счете выиграть Новороссийск.)
Анни-Мари Упадежу. (Обида на лице французской женщины.)
Вермут фон Шварцвайтхорс. (Напряженно разглядывает в трубу остров Змеиный.)
Стук каблуков и четок, напоминавший клацанье зубов, переходит в зубовный скрежет.
Бычки. (Перестают дрейфовать в Одессу и группируются у острова Змеиный, как рыбки-лоцманы перед тигровой акулой.)
Вермут фон Шварцвайтхорс. (Грубо отталкивает Анни-Мари, отдает какой-то приказ господам офицерам. Судя по жестам: с якоря сниматься!)
Анни-Мари. (Плачет навзрыд. До глубины оскорблена в лучших чувствах. Чтобы черт морской побрал этих мужланов!)
Остров Змеиный. (С ним что-то происходит... Он просыпается... Получает долгожданную свободу и независимость, приходит в движение, плывет, клацает зубами... Его хребет, поросший молоденьким леском, оказывается хребтом проснувшегося гигантского чудовища, похожего на лохнесского плезиозавра, но раз этак в тысячу больше и страшнее. Как можно побольше и как можно пострашнее! Чтоб страшно было!.. Еще больше!.. Еще страшнее!.. Открывается страшнейшая зубастая пасть, способная заглотить целый авианосец...)
Раздается СЛОВО: — AM! !
В небе суетятся осиротевшие „Фантомы" и „Миги".
Во чреве чудовища на палубе авианосца „Уиски“ духовой оркестр Военно-морских сил США еле слышно исполняет „Долли, Долли, алилуйя".
На хребте ублаготворенного и опять уснувшего на тысячелетия острова Змеиный поднят военно-морской купальник Иностранного легиона. Под ним в заброшенной зоне лежит счастливая обнаженная Анни-Мари. Солнце страстно ласкает ей грудь, бедра, ягодицы, руки, ноги и что там еще есть у прекрасных француженок.
Владимир Шкаликов
ЗАПАХ И ЛЮБОВЬ
Когда приехал сюда, мне здешний непрерывный дождь весьма понравился. Перед этим командировка была в сухие места. Домой вернулся — опять жара и сушь. Так что неделю прожил здесь, как у бога за пазухой: тепло и сыро.
Но, как сказал поэт, лишь изменчивость непреходяща.
Через неделю деньги кончились, а командировка — нет: не выполнил задачу. Связался по телефону со своими. Командировку продлили, обещали тут же выслать деньги. Третий день высылают, а у меня знакомых — шаром покати. Из гостиницы выселили, есть не на что, ни плаща, ни зонтика. Словом, дождю больше не радуюсь. Собрал последнюю мелочь, сижу мокрый на почтамте и творю телеграмму. Текст нужен короткий, но убойно убедительный: „Одиноко умираю бездомным голодом где деньги думко“ — примерно так. Если писать это в три строчки, будет понятно, что „Где деньги" — это вопрос, а Думко — моя фамилия. Но, может быть, есть вариант позабойней и покороче? „Бездомно умираю голодом"... Каждое сэкономленное слово — это пятак на ту буханку хлеба, которую я должен буду растянуть на пару дней. Но как сэкономить четыре слова из семи? Адрес — неприкосновенен... На вокзале ко мне уже присмотрелись и сегодня ночевать точно не дадут. Полбеды, если б меня задержали, накормили и дали ночлег, хотя бы и в камере. Нет, меня просто выведут из вокзала. Под дождь. Я неделю не мылся, и под летним дождиком мне только польза, если бы... Если б было во что переодеться... Ну, и так далее.