Устав и решив перекусить, фермер подъехал к обочине.
На глазах равнодушной ко всему шоферни фермер устроил на старом пне нехитрую закуску, выставил чекушечку водки. Сто грамм, не больше, но чекушечка должна стоять перед ним! У каждого свои устоявшиеся привычки. ..Вот свои сто грамм фермер и налил, отвел локоть в сторону, торжественно задирая голову, чтобы принять необходимый вес, правда, в этот момент кто-то требовательно похлопал по его плечу.
— Иди ты! — сказал фермер, зная, что местные алкаши вполне способны учуять запах алкоголя даже за Городом.
И обернулся.
Прямо на него, опираясь на блестящие, как бы под собственном весом расползающиеся спиральные кольца, пристально, даже загадочно смотрел гигантский питон.
Фермер и раздумывать не стал, чего тут раздумывать? Одним движением он расшиб чекушечку о пень, зажал в руке ужасное холодное оружие и бросился на вторгнувшегося на его территорию питона. Особой веры в успех фермер не испытывал, но надеялся на помощь — машины по шоссе так и катили одна за другой.
По словам Сашки Скокова, а Скокову можно верить, битва Геракла со Змеем длилась минут двадцать. Кровь вставала фонтанами. Иногда опутавший фермера питон отбрасывал хвост чуть не под колеса КАМАЗов и ЗИЛов, но ни одному водителю и в голову не пришло остановиться, узнать, не причиняет ли каких-либо неудобств гигантский питон человеку...
Аномальная это история?.. Может, откликнуться на просьбу неизвестного, рассказать, как рыдал на обочине бедный фермер, победив тропическое чудовище? Ведь никто — никто! — не пришел к нему на помощь в борьбе с чудищем, сбежавшим из приезжего цирка!
На реках вавилонских, там сидели мы и плакали...
Откуда это? Где он вычитал такую тревожащую фразу?..
К сожалению, Шурик так этого и не смог вспомнить. Да и не сильно хотел.
Недавно узнал, что моего прадеда звали Фима. Имею ли я право незамедлительно слинять за бугор?
Шурик хмыкнул.
Автобус перебежал через деревянный брусчатый мост, очень старый, судя по его простой, но сверхнадежной конструкции. Багровые листья осин на высоком берегу речушки трепетали, как флажки на демонстрации. Июльский, уставший от долгой жары лес походил на театральную декорацию, перенесенную кем-то на пленер, и в то же время остро чувствовалось, как живы деревья, как они напитаны соками земли, как все вокруг жадно дышит, растет, движется, меняясь ежесекундно, неумолимо...
„Пятнадцатого меня убьют...“ — вспомнил Шурик. Какая самоуверенность!
Впрочем, далеко не каждый может так смело заявить о своем последнем дне. Наверное у Ивана Лигуши, наряду с недостатками, есть и какие-то достоинства. Не может живой человек состоять из одних недостатков.
Исключая, конечно, Костю-Пузу, хмыкнул он.
Отдам бесплатно зуб мамонта.
Вот человек бескорыстный! — восхитился Шурик. Плевать ему на рыночную экономику, романтик, наверное... Опять же, зуб мамонта... Безвозмездно и бескорыстно... Кому-то же требуется этот зуб... И вот — нате! берите!.. Человек не требует места в зоопарке, не унижается, никому не грозит... Хорошо, что у нас в стране сохранился такой человек...
Усталый мужчина шестидесяти лет, образование среднее, коммунист, ищет ту свою половину, которая все выдержит и выдюжит, не продаст и не предаст, а в роковой час печально закроет остекленевшие глаза милого друга, поцелует его в холодный и желтый лоб и, рыдая, проводит туда, откуда не возвращаются даже коммунисты.
Шурик был потрясен накалом страстей.
Сколько верности! Желтый холодный лоб... Рыдая и плача... Не продаст и не предаст...
Потрясенный Шурик исподтишка изучил пассажиров автобуса. Кто может сказать такое? Кто поцелует в холодный лоб? Ну и так далее...
Не рыжая, сразу решил Шурик. У нее глаза злые. Не будет она рыдать. А если и зарыдает, то от обиды.
И не будут рыдать приятели в лжеадидасовских костюмах, пошитых в Искитиме.
И не будут рыдать, не потянутся губами к желтому холодному лбу отходящего в лучший мир коммуниста уверенные местные челноки, забившие автобус товарами, приобретенными за бесценок где-то на самом краю ойкумены.
И не зарыдает над усталым мужчиной шестидесяти лет хмурый хромой богодул, измученный хроническим похмельем.