— Да пусть сгорит, ты мне не мешай, — обозлился Гаргос. — Ты ж еще не спросил, о какой столовой я говорю.
— Да бывшая орсовская, — сипел Лигуша. — Чего спрашивать? Она и сгорит.
Шурик вздохнул.
Мне двенадцать. Через шесть лет отдамся миллионеру. Телефон в редакции.
Уходя от Шурика, Лера сказала: ты работаешь на помойке, не хочу, чтобы тебя убили на помойке. Ты столько дерьма насажал в тюрьмы, что тебя все равно убьют. Чем больше дерьма вы сажаете в тюрьмы, тем больше его вываливается обратно. Не хочу жить на помойке вдовой!..
Шурик вздрогнул.
Телефонный звонок раздался так неожиданно, что с балкона сорвались ко всему привычные воробьи.
Звонить мог только Роальд. Самое время обменяться первыми впечатлениями о человеке, пятнадцатого которого убьют. Почему-то именно дата вызывала в Шурике раздражение.
Он вернулся в комнату и поднял трубку.
— Ты уже лег? Это я, твоя ласковая зверушка! Чувствуешь, какая я ласковая и гибкая? Это потому, что в прежней жизни я была кошкой...
— Да ну? — удивился Шурик. — Ты это точно знаешь?
— Еще бы! — простонала невидимая собеседница, опаляя Шурика огнем неземной страсти, и задышала тяжело, неровно, многообещающе. — Ты обалденный мужик! Я тебя увидела, сразу решила: отдамся!..
— А где ты меня увидела?
— Куда ни гляну, везде ты! — щедро выдохнула незнакомка. — Глаза закрою, тебя вижу. Хочу погладить тебя. Я нежная.
„Барон!.. Барон!.." — донеслось с улицы.
Я схожу с ума, догадался Шурик. Не надо было приезжать в Т. Когда-то в Т. я чуть не сошел с ума, спасибо сержанту Инфантьеву...
Он был уверен: звонила Кошкина...
Анечка Кошкина, обидчица Лигуши...
Правда, в автобусе голос ее звучал низко и злобно, а сейчас звенел, как ручей, как эолова арфа, как морской накат на таинственном берегу. Кошкина умоляла: не набрасывайся на меня сразу! В голосе Кошкиной волшебно подрагивала туго натянутая струна: не торопись, не спеши, я все равно твоя!..
— Послушайте, — сказал Шурик. — Вы, наверное, ошиблись.
Голос Кошкиной изменился:
— Сорок семь тридцать три?
— Сорок семь тридцать два.
— Я в суд подам на телефонную станцию!
— Послушайте, — сказал Шурик. — Не стоит, наверное. Я все равно хотел с вами поговорить.
— „Поговорить"! — фыркнула Кошкина. — А предоплата?.. Я не шлюха, чтобы работать бесплатно. И не проститутка, чтобы бежать на первого, поманившего сам nil. Я помогаю робким стеснительным мужчинам. Мой телефон, он для тихих мужчин. Мне вообще ни с кем не надо встречаться.
— А выбор?
— Какой выбор? — Кошкина растерялась.
— Не думаю, что у вас есть разрешение на работу с тихими стеснительными мужчинами. А вот я имею право на отлов всех, кто неофициально работает с мужчинами, даже стеснительными и робкими.
Шурик усмехнулся:
— Выбор прост. Или я со скандалом прикрываю вашу лавочку, или помогу вернуть стоимость рога... А?
Кошкина удивилась:
— А ты кто?
— С этого и следовало начинать.
— Ну давай начнем... — Кошкина, похоже, не собиралась сдаваться, но и Шурик не собирался длить дискуссию.
— Завтра в два, — сказал он. — Около „Русской рыбы“.
— Почему в два?
— Мне так удобно.
Две неразлучных подруги желают создать семью нового типа — две жены и один муж. Ищем счастливца.
Шурик допил пиво, закурил и вышел на балкон.
Снизу доносилось пьяное сипение Ивана Лигуши:
„Ему полморды снесут! Мало ли, что тихий! Замахивается, паскуда!"
Неясно, кого он имел в виду, но неизвестный, похоже, вел себя действительно нехорошо, не по-товарищески.
„Много ты знаешь!"— не менее пьяно возражал Горгос.
„Смаху! Полморды! — сипел Лигуша. — Одним выстрелом!"
„А мне наплевать!.. — без всякого акцента вмешался в спор парагваец. — Мне теперь наплевать, я в Асунсьон еду!..“
„А ему полморды снесут! “
Вдруг налетал ветерок, шуршала листва, внизу обидно и мерзко похохатывали. А потом в кустах сирени блеснул свет и грохнул тяжелый выстрел.
„Обрез! — мелькнуло в голове Шурика. — Обрез Соловья! Соловей до Лигуши добрался!**
Не задумываясь, он махнул с балкона в высокую клумбу, заученно перевернулся через плечо и вскочил на ноги. Прямо перед ним стоял человек с обрезом. Высоко вскинув руки, он торжествующе вопил:
— Полморды!..
Коротким ударом Шурик уложил убийцу на землю.
„Не помог, не помог Лигуше! — клял он себя. — Оставил мужика без защиты! “