Что он несет? — оторопел Шурик.
Чашку с горячим кофе он поставил перед Врачом, тайно надеясь на то, что Врач нечаянно ее опрокинет, а значит, опомнится. Но Врач, жадно хлебнув из чашки, без промаха сунул ее обратно в руки Шурика.
— Никогда не стесняйся своих желаний! — прорычал он, не спуская глаз с загипнотизированного Печатнова. — Хочешь убить, убей! Только не делай из этого проблемы. Не надо рефлексии. Ты имеешь право на все! Сам факт твоего появления на свет дает тебе право на обман, на насилие, на измену, на многоженство. Единственное, о чем ты должен помнить — последствия! Подчеркиваю, Печатное, последствия! Оно ведь как? Пять минут машешь топором, а потом пятнадцать лет вспоминаешь.
Врач выпрямился и рявкнул:
— Ты уже сидел?
— Нет, — испугался Печатнов, вскакивая со стула.
— Тогда читай специальную литературу. Я укажу, что тебе понадобится в камере. Ты, наверное, слышал, наши тюрьмы самые плохие в мире. Может, правда, где-нибудь в Нигерии... Или в Уганде... — поправил он себя. — Но в Уганду тебя не пошлют. А наши тюрьмы, это я точно скажу, дерьмовые.
— Так я... Я это... — бормотал Печатнов, то надевая, то стаскивая с головы кепку. — Я еще думаю... Че так сразу?.. В Уганду зачем?..
— А как? — со значением спросил Врач. — Если уж падаешь, так падай осмысленно. Истинное падение всегда осмысленно, потому им и гордятся.
Врач снова протянул руку за чашкой и сделал основательный глоток:
— Хороший кофе, правда, Печатнов? В тюрьме такого не будет. В тюрьме вообще никакого не будет. Ну, разве морковный. Ты же к авторитетам не относишься, у тебя и морковный там отберут. А этот кофе, Печатнов, называется Пеле. В честь футболиста, помнишь такого? Запомни. Пеле. Гол! Сколько забили? В тюрьме вспоминать придется. Вечера в тюрьме долгие, особенно зимой. Грязь, холод. Ты вообще-то что любишь? Детей и баранину? Это хорошо. В тюрьме не будет ни того, ни другого. Твоя дочь, говоришь, в третьем классе? А сын во втором? Считай, им повезло. Лучший возраст для чрезвычайно острого восприятия новостей. В таком возрасте все воспринимается очень живо. Отец-убийца! Им будет что рассказать! Такая новость наполнит их сердца гордостью. В самом деле! Зарубить топором такое большое существо, как Лигуша! Ты топором будешь его рубить?
Он перегнулся через стол и длинной рукой потрепал потрясенного слесаря по плечу:
— Ты правильно сделал, что пришел ко мне. Я умею раскрепощать. На улицу ты выйдешь другим человеком. А из тюрьмы и вообще другим! Вот несколько дней назад... — Врач указал на легкое кресло, поставленное у окна, — здесь сидела женщина, влюбленная в чужого мужа. Банально, как мир. Но я ей сразу сказал: выкладывай! Все выкладывай, не тяни! Ты же зрелая женщина! Чем откровеннее будешь, тем серьезнее можно помочь! И она ничего не скрыла, Печатное, я ей в этом помог. Я ей сразу сказал: ну да, большая любовь! Но тебя ведь мучает то, что твой самец несвободен. Ах, ты не можешь говорить об этом ! Ах, ты женщина скромная, у тебя обязательства, ты скована цепями долга! Просто самец, которого ты хочешь, несвободен. Но ты ведь уже спишь с ним? Ах, у вас красивые романтические отношения! То есть, ты спишь с ним, но каким-то особенно извращенным образом? Нет? Самым обыкновенным? Тогда зачем этого стесняться? Прекрасный вариант: отобрать желанного самца у его прежней самки и тем самым обрести истинную свободу... Ах, тебе не хочется причинять боль прежней самке! Тогда убери ее! Нет ничего легче. Полистай газеты, там есть объявления типа „Выполню все. Недорого." И звони. Эти дела, они и впрямь недорого стоят. А если все же нужной суммы, у тебя не наберется, укради в общественной кассе. Ты ведь имеешь доступ к общественной кассе? Видишь, как все удачно складывается. Что там еще у желанного тебе самца, какие он распускает перья? Двухкомнатная хрущевка без телефона и первый этаж? Неплохо. Присоединишь к своей однокомнатной на девятом. Двое детишек-двоечников? Тоже неплохо. Не надо рожать. Удачный расклад, сказал я взволнованной женщине. Как только ты возьмешь общественную кассу, как только ту самку шлепнут, у тебя сразу появится свой самец, своя веселенькая хрущевка, свои детишки, нуждающиеся в уходе. Ну, право, о чем мечтать?
— И что?.. И что она выбрала?.. — заикаясь спросил Печатное.
Врач строго нахмурился:
— Уж поверь мне, не пепси-колу!
Требуются сторожа и дворники. Русскоязычным не звонить.
—„Он так испугался, что вовсе не пискнул..." — пробормотал Шурик, проводив взглядом Печатнова, чуть ли не бегом ринувшегося на улицу, над которой чернильными нездоровыми кляксами набухало предгрозовое томление. В такую пору, подумал Шурик, немудрено^схватиться за топор. И сказал вслух: — Опасные вы советы даете...