— Этот Соловей... Как ты думаешь? Он все еще в Т.?
— Смылся.
— Почему так думаешь?
— Ну... Пришел бы ко мне! — с обидой ответила Анечка.
— Убедительно...
Шурик вздохнул:
— Он жадный?
— Кто? Соловей?
— Лигуша.
Анечка снова вспыхнула.
Лигуша, например, всегда прижимист. А Соловей пусть дерьмо, зато от души. Если гуляет, то все будут гулять. А Лигуша ржавый гвоздь не пропустит, подберет, сунет в карман. Изодранную книгу увидит на свалке, и ее подберет. Болезнь у него такая. Не помнить,, что именно хлама у него достаточно. Ничего ценного нет, один хлам. Он теперь всю пенсию пропивает, а память от того не лучше. Слов не терпит. В Лиомелу, дескать, не ныряла!.. А что за Лиомела? Где?.. Она, Анечка, перелистала все атласы. Нет нигде никакой Лиомелы.
— Ты, правда, завтра отгул берешь?
— Еще бы!
Шурик погрозил пальцем:
— Смотри, Кошкина!
А Кошкина ответила:
— Иди ты!
Беляматокий.
Шурик с сомнением смотрел вслед Кошкиной. Что-то не сходилось в словах Лени Врача и Анечки. „Рожден, чтобы быть убитым." И вдруг: „Все равно вернется." Как это понять? И зачем Соловью понадобилась папка Врача? Обычно в делах он довольствовался наводкой...
К Лигуше! — решил Шурик. Увидеть Лигушу! Если поможет вернуть бумажник, на двоих обед закажу. И съем. Один!
Шурик снова шел по Зеленой.
Ярко-желтый ковер ряски под трансформаторной будкой, штакетник с проросшей сквозь щели крапивой и лебедой, наклонившиеся заборы, просевшие деревянные дома, густо оплетенные зарослями малины, кюветы, не чищенные со дня их творения... Как и много лет назад, в белой сухой пыли завалинок, растопорщив крылья, купались рябые куры... Бездумно орал петух, уставясь во что-то плавающее перед его желтыми полусумасшедшими глазами...
Недостроенная гостиница, правда... Кишлак на руинах.'..
Шурик вздрогнул.
— Барон! Барон!
Причитая негромко, прихрамывая, подхватывая на ходу подол длинной юбки, обогнала Шурика не старая, но какая-то запущенная женщина. Истошно воя, пронеслась вслед за ней, празднично сверкая яркой раскраской, пожарная машина.
Шурик свернул в переулок. Куда это все спешат?
И увидел пустырь, забитый по краям одичавшим крыжовником.
И увидел вытоптанную траву, по которой пожарники в брезентовых робах деловито раскатывали плоский рукав.
Над толпой зевак, в основном ее составляли женщины, торчал уже знакомый Шурику парагваец в голубых штанах и в белой рубахе. В свете дня усы парагвайца поблекли, смотрел он пасмурно. Не сгибаясь, как сеятель, длинной рукой разбрасывал он зевакам красно-синюю книжку.
— Есть два пути, только два пути... — высоким голосом пасмурно вещал он. — Широкий ведет в ад, сами знаете. А узкий в небо!.. Просто так в книжке не напишут!.. Не бегите путем широким, попадете в ад, в ад! Подумайте, какой путь избрать... У нас, в Асунсьоне, духовные книги бесплатно. Задумайтесь о душе!..
Высоко подняв руку, он щедро разбросал последние книжки. Одну из них подхватил Шурик.
— Что там? — спросил он у женщины, несмотря на жару подвязанной по поясу шарфиком. На парагвайца женщина смотрела неодобрительно выпятив губу. И на Шурика глянула так же:
— Шурф.
— Какой шурф?
— Глубокий.
— Ну и что? — не понял Шурик.
— Как что? — до женщины вдруг дошло, что Шурик ничего не знает.
Мгновенно подобрав губы, вся оживившись, вся придя в движение, вовсе не не стараясь заглушить парагвайца, но сразу заглушив его, она зашептала страстно:
— Да с ночи же, с ночи!.. Это он говорит, что спьяну... — неодобрительно кивнула женщина в сторону усатого парагвайца... — С ночи, не с вечера!.. Это он спьяну!.. Книжки вот раздает! А я не читала их, а знаю: че ни сделай, все грех! Срам все!.. Нет, что ли?..
Шурик удивленно раскрыл книжку.
Пламя ада пыхнуло ему в лицо. На черном фоне жгучее пламя выглядело особенно зловеще. А по мрачному, как небо Аида, черному фону, как напоминание, бежали слова. Убийство, эгоизм, азартные игры, клевета, зависть, сплетни, скверные мысли, непослушание, гордость, злость, неверие, страсть, ненависть, жадность, месть, воровство, гадкие желания, обман, пьянство, непочтение, прелюбодеяние, неприличные разговоры, и много, и много чего еще...
Что ни слово, все в цель. Особенно Шурика потрясли гадкие желания и неприличные разговоры.
— Я и говорю Сашке: с ночи!.. — шептала женщина, схватив Шурика за руку и громким шепотом привлекая всеобщее внимание. — А он книжки вразнос! Бесплатно! Рыдают там, говорю, с ночи рыдают. А он книжки!.. Там ад раззверся!