— Сашка! — вдруг крикнула она, уперев в бока руки. — Катись со своими книжками!
И решительно скомандовала пожарникам:
— Заливай!
— Ага, заливай, — хмыкнул пожарник в каске, наверное, старший. — Воды-то хватит... Ты веревку брось... Веревку зачем несли?
— Барон! Барон!.. — простонала женщина, обогнавшая Шурика.
На нее сочувственно оглядывались.
— Ой, Барон!..
— Видишь? — Сказал парагваец пожарнику и высоко поднял руку с устремленным к зениту пальцем. — Только страдание!.. Никакие наши добрые дела, никакие наши попытки служить чему-то... Только страдание! Только Спаситель!..
И тоже не выдержал, крикнул пожарникам:
— Заливай!
— А ну, человек там?
— Воду пускай! — нетерпеливо укорил пожарника наконец-то несколько расшевелившийся парагваец. — Наш человек — всплывет! Чтобы наш человек, да не всплыл!
— Твои в Парагвае! — отрезал пожарник. — Бросай, говорю, веревку!
Веревка полетела вниз.
Наступила тишина.
Униженный парагваец грозно насупился:
— Покаяние... Долой из сердца гордыню... — что-то он правда был с утра смутен. — Покаяние спасет, не веревка... Если и Барон там, не обвязаться ему веревкой... Гордыня... Грех, грех...
Парагвайца не поддержали. Кто-то взвыл:
— Вцепился!
— Ага! — торжествующе потряс кулаками пожарник. — А вы — заливай!.. Душа живая... Берись, мужики!
— О, Господи!.. Что там?.. — волновалась толпа.
— Вцепился! Барон вцепился! Барон в веревку вцепился.
Ну и пес, поразился Шурик. Умный как Филиппок.
— Тягай!
— И-и-и раз!.. И-и-и два!..
Толпа ахнула.
После мощного рывка пожарных на истоптанную траву, как пробку, выбросило толстого розового борова. Он ошеломленно щурился и, как революционный матрос пулеметными лентами, был крест-накрест перевязан веревкой.
Толпа взвыла:
— Впрямь привязался!
Шурик обалдел.
Хрю-хрю, брыкающийся окорок, как сказал бы Врач. Как может боров обвязать себя веревкой?
— Это что же? — спросил Шурик растерянно, ни к кому особенно не обращаясь. — Это как?..
Барон, похрюкивая, близоруко разглядывал людей. Веревку с него сняли, узкие глазки борова понимающе ухмылялись. Мы многое видели, туманно намекали они. Стерев слезы с лица, хозяйка Барона как шашку выхватила откуда-то хворостину и счастливо вытянула ею борова.
Взвизгнув от неожиданности, оскорбленный Барон бросился в переулок.
Подхватив подол длинной юбки, хозяйка рванулась за ним, уже привычно, уже обыденно голося:
— Барон!..
— Путь широкий ведет в погибель... — потрясенно бормотал парагваец. — Узкий к спасению... Где ваш путь? В ловле Барона?.
— Сворачиваемся! — скомандовал своим людям старший пожарник, но кто-то призвал его к тишине:
— Рыдают!..
Толпа притихла, испуганно дернувшись. Черный провал шурфа притягивал ее как магнит.
— Лей воду! Затопить шурф! — крикнула женщина, осуждавшая бесплатные книжки парагвайца. — Что всплывет, то всплывет, хуже не будет. Зато Барон больше не попадет туда!
— Затопить! — решила толпа.
Старший пожарник неуверенно оглянулся. Крутые физиономии его помощников сияли готовностью. Затопить? Нет проблем! Другое дело, засыпать. Тут они пас, Тут пусть думает администрация.
— Веревку! — решительно кивнул старший пожарник, сразу покорив толпу.
Веревка, шурша, полетела в шурф.
Старший пожарник сразу стал похож на рыболова. Сбив каску на ухо, он уперся ладонями в колени и наклонился над черным провалом.
— Клюет, — озадаченно хмыкнул он.
И крикнул:
— Вцепился!
— Кто? Кто вцепился? — ахнула толпа.
— А я знаю? Тяни!
На утоптанную траву, загаженную окурками, тараща огромные испуганные глаза, вылетел после мощного рывка пожарных тощий, как палка, таджик. Пестрый халат на нем был густо перепачкан, тюбетейка, шитая неярким серебром, сползла на лоб. Глаза таджика пылали как угли, полуприкрытые сизым пеплом.
— Максимка! — разочарованно взвыл парагваец. — Бросай обратно!
Смуглое лицо максимки исказилось. Он понимал русскую речь. Он не хотел обратно, он вцепился в траву обеими руками:
— Не надо бросай! Не надо обратно!
И пополз, пополз в толпу, боком, как краб, подальше от парагвайца. Какая-то сердобольная баба не выдержала, накинула на него платок:
— Шо, змэрз, Маугли?
Максимка кивал, кивал быстро.
— Еще бросай! — крикнул кто-то. — Если на голую веревку идут, много наловим!..
Куплю все!