Шурик вздохнул.
Не попади я в руки сержанта Инфантьева, я бы и в армии сел. А севши, мог бы и с Соловьем задружить. С Костей-Пузой, усмехнулся он. На пару с ним мы бы и Роальда обвели вокруг пальца. Не помогли бы Роальду серые холодные на вылет глаза. Мир здорово меняется от того, смотришь ты на него с тюремного топчана или с какого-нибудь душного сеновала...
Впрочем, сказал себе Шурик, про Роальда не надо. Роальда даже Лигуша провел. Он, в общем, не такой уж и дурак, этот Лигуша. Официант, к примеру, бумажник сразу вернул, спросил только: „Лигуша?.." Я, собственно, и на сеновале сижу по инициативе Лигуши...
„Видел сеновал? — грубо спросил Роальд, когда Врач передал трубку Шурику. И так же грубо добавил: — Только не спрашивай, в чьем дворе. Знаю я твои штучки. И не называй меня кукушонком."
„Да, мой кукушонок!" — послушно ввернул Шурик.
Роальд засопел:
„Сеновал уже проверяли. Неважно, кто... Я сказал — проверяли, значит, проверяли. Там хреновина разная, ничего интересного, одно дерьмо, тебе к этому не привыкать. Устроишь засаду на сеновале, да так, чтобы тебя птичка не унюхала, и чтобы Лигуша о твоем существовании не заподозрил. Учти, глаз у него острый, чутье есть. Он, может, и разомлюй, но не чихать, не вздыхать, не кашлять в его присутствии! Превратись в глаза и уши, никаких других органов!"
„Ага, никаких..."
„Никаких! — повторил Роальд. — Заткнись и забудь! Помни одно: ты на сеновале Лигуши, а на дворе пятнадцатое!"
„Вот так весь день лежать?"
„Вот так весь день."
„А если он из дому не выйдет?"
„Лежи."
„А если он наоборот прямо с утра уйдет из дому? Отправится, скажем, пиво пить? У него приятель в Парагвай уезжает, да и кордон рядом. С духами...11
„Хоть с мутантами! — отрезал Роальд. — Твое дело лежать на сеновале и следить за Лигушей. Никуда он не пойдет, не до прогулок ему сегодня. Ну, а если соберется, — все же добавил он, — действуй по усмотрению.“
„Роальд! В Т. каждый второй готов убить Лигушу. Просто так, за вредность врожденную. Если впрямь за него примутся?.."
„Действуй по усмотрению."
„Ясно, мой кукушонок!"
Нашедших шестого июля черный дипломат из тисненной кожи в районе Погодинской, просим в дипломат не заглядывать. Лучше позвонить по указанному телефону, чем потом всю жизнь прятаться в Бишкеке или в какой другой Уганде.
Лигуша поднялся в семь утра.
Плечистый, рыхлый, с трясущимся выпуклым животом, туго обтянутым резинкой широчайших тренировочных брюк, не разомлюй, человек-гора, он босиком и без майки вышел на высокое крыльцо. В правой руке он держал бутылку. Пиво местное, мерзкое. Присев на верхнюю ступеньку, Лигуша хлебнул прямо из горлышка, а потом запустил бутылку в заросли лебеды, где тут же раздался звон. Наверное, там не одна бутылка валялось.
Проведя минут десять в полном бездействии, Лигуша поднялся. Выбрав из поленницы несколько поленьев, вернулся в дом. Минут через пять уютно потянуло смолистым дымом.
То, что Лигуша затопил печь, Шурику понравилось. Не каждый летом топит печь, все стараются на дровах экономить. А Лигуша затопил. Правда, помои при этом, вместе с рыбьими потрохами, он выплеснул прямо под сеновал. Теперь внизу занудно жужжали мухи.
Всем, кто осмелится захоронить в землю тело Гения Революции: расстреляю!
Грозное предупреждение.
В газете даже адрес был указан. Ленинское.
Наверное, крепкий мужик, подумал Шурик о писавшем. Ноги кривые, обтянуты кавалерийскими сапогами, черные шаровары с алыми лампасами, гимнастерка, понятно, и буденновские усы... Ну, и трехлинейка на стене... Вдарит из винта, вот и нет покушающихся на Гения Революции...
Обрез, вспомнил Шурик.
Почему Костя-Пуза решил избавиться от обреза? Почему избавился только сейчас? Собрался бежать из Т.? Или уже бежал? Или создавал видимость?..
Сколько вообще обрезов припрятано по тайникам?..
Шурик вздохнул.
Все дело в гормонах. Когда гормоны играют, руки сами тянутся к оружию. Когда вся страна захвачена игрой гормонов, неважно, естественной или спровоцированной, не стоит думать, что припрятанные на черный день обрезы так и будут лежать в погребах и в подпольях...
Осторожно свернув крышку термоса, Шарик сделал глоток кофе.
Сейчас бы упасть на траву, подумал он. На берегу реки или озера...