Но Монтобелли от изумления лишилась дара речи, безропотно позволила усадить себя за стол, да еще и взяла фужер с белым напитком — видимо, кумысом — и сделала несколько глотков.
Место Нордстрему отвели рядом с отцом Васильевичем.
— Ну что, выпьем, нехристь? — предложил тот, поднимая стопку. — За Полтаву.
— А что это?
— Неважно, — отозвался священник.
От водки Нордстрем отказался, но кумыс попробовал и тот ему, что удивительно, понравился. Как и якутская лепешка, и строганина, и даже чохочу, особым образом приготовленная печень.
Семен произнес тост «за доблестный экипаж «Свободы», и Нордстрему пришлось отвечать. Потом слово взял Урсун и долго о чем-то говорил, не меняясь в лице и не жестикулируя.
Только тут капитан заметил, что в углу стоит некая штуковина из досок: конус с изогнутыми отростками, покрытыми изображениями птиц и животных, увенчанный крохотным солнышком.
— Это Аал Луук Мас, Великое Гигантское Дерево, — сообщил отец Васильевич, заметивший удивленный взгляд Нордстрема. — Языческое мракобесие, помилуй Господь.
Он перекрестился и вылил в глотку очередную, неизвестно какую по счету стопку.
Кумыс пился легко, словно вода, но хмелил, как вскоре стало ясно, похлеще вина. Монтобелли, кокетливо улыбаясь, болтала с Семеном и лопала костный мозг оленя будто спаржу, австро-венгерский Куниц держался молодцом, но бросал пламенные взгляды на сидевшую рядом с ним женщину совершенно невероятных габаритов, светловолосую, с толстой косой.
На какое-то время Нордстрем вырубился, а включившись, осознал, что сидит, опершись бакенбардой на руку, и слушает то, что ему обстоятельно, со смаком рассказывает отец Васильевич:
— …нельма годится или же таймень. Сразу, как ее разделываешь, кровь сливаешь. Взбиваешь, соль кладешь, пряности всякие… пузырь рыбий промываешь и наполняешь. Завязать ниточкой и поварить, только чтобы кипело не сильно… Это ж сплошь витамин!
Нордстрем кивал, не очень понимая, о чем вообще речь.
Но к собеседнику он в этот момент испытывал глубочайшую, искреннюю симпатию и готов был согласиться со всем, что тот скажет.
Дикие якутские колонисты начали капитану нравиться.
* * *
Вид у боцмана, явившегося на очередной доклад, оказался несколько помятый, и рапортовал он не бодро и четко, как обычно, а мямлил, сбивался и повторял уже сказанное. И что самое удивительное — вообще не ругался, будто забыл любимые словечки.
— Куниц, черт возьми, что случилось? — спросил не выдержавший Нордстрем. — Пили мы два дня назад, похмелье давно выветрилось. Что с тобой?
Обитатели Якутии, решившие перебраться на Хель, все это время проблем не создавали, и даже живность вела себя тихо, ну а к запаху навоза и шерсти, заполнившему третий трюм, капитан на удивление быстро привык.
— Виноват, — отозвался боцман, мучительно краснея. — Тут это… все такое… Анна…
Порывшись в памяти, Нордстрем обнаружил, что имя принадлежит громадной даме, на вечеринке сидевшей рядом с Куницем.
— Так она же женщина, — произнес он недоверчиво.
Боцман побагровел еще сильнее, но взгляда не отвел.
— Она лучше любого мужика, — сказал он. — Только вы… это… никому не говорите. Нашим. Ладно?
Ну да, отступников меж гомосексуалистов — а их в команде с дюжину — не жалуют, запросто обструкцию могут устроить.
— Хорошо, — пообещал Нордстрем. — Только чувства чувствами, а чтобы служба! Понятно?!
— Так точно! — гаркнул Куниц.
Капитан собрался было вернуться к боцманскому докладу, но тут в ухе у него пискнуло и раздался голос стоявшего вахту штурмана.
— Нас перехватывают! — сегодня Фернандао принадлежало к мужскому полу, но звучало как баба на грани истерики. — Атака с кормы! Что нам делать?! Что делать?!
— Успокоиться! — ответил Нордстрем. — Действовать по инструкции! Поняли меня?! Синхронизируемся и допускаем пиратов на борт!
Подкол — не военный корабль, оружия на борту у него нет, даже ручного.
Но двигается он при этом так быстро, что перехватить его случайно невозможно. Чтобы оказаться рядом на нужной скорости, космическим разбойникам нужно знать курс.
Значит, кто-то с Земли, из колониального управления или еще откуда, слил им информацию. При мысли об этом Нордстрем ощутил тяжелый, подсердечный гнев и неполиткорректное желание передушить всех бюрократов, этих дотошных и вредных обитателей удобных кабинетов.
Да, встреча с пиратами маловероятна, но все же шанс есть — а значит, есть и инструкция: не оказывать сопротивления, отдать все, что незваные гости захотят, и надеяться, что они обчистят трюмы и уберутся, оставив корабль нетронутым, а команду живой и здоровой.
Звездолет стоит куда больше груза, да и подготовка любого члена экипажа обходится недешево, так что все логично.
Но почему-то ощущаешь себя трусом, на душе гадко и скребут рыси.
— Да! — со всхлипом отозвалось Фернандао.
— Боцман, — сказал Нордстрем. — ЧС по коду «девять». Все понятно?
Куниц сжал кулаки, правый австрийский, левый — венгерский, и мрачно кивнул:
— Так точно.
— Твое место в трюме, насколько я помню. А я, черт возьми, дам оповещение…
Команде и колонистам нужно знать, что происходит.
Боцман отсалютовал и выскочил за порог, а Нордстрем активировал систему трансляции.
— Говорит капитан, — произнес он, стараясь, чтобы голос звучал спокойно, без намека на страх или тревогу. — Наш корабль в данный момент подвергается воздействию космических сборщиков капитала — такой эвфемизм придумали чинуши, никогда не видевшие ни единого пирата. — Всем необходимо сохранять спокойствие. Опасности нет. Ситуация находится под контролем…
Ух, как бы он сам хотел верить в то, что говорил!
Иногда случалось, что разбойники убивали людей, пусть тоже не очень часто — пару раз в десятилетие.
Но случалось.
— …оставаться на местах и выполнять команды экипажа, — закончил Нордстрем и вытер со лба пот: последняя фраза предназначалась колонистам, что должны сейчас напугаться до мокрых штанов.
Ну а ему идти к главному шлюзу, встречать захватчиков, подписывать капитуляцию.
Нордстрем нацепил фуражку, последний раз глянул на себя в зеркало, оценивая безупречность флотского вида. Вздохнул и, выйдя в коридор, едва не сшиб с ног Семена. Тот отступил на шаг, уперся в пузо стоявшего позади отца Васильевича и только благодаря этому не упал.
— Привет, кэп, — сказал рыжий, поправляя висевшую на плече винтовку.
Винтовку?!
Нет, понятно, что колонистам разрешили взять с собой оружие, но оно должно быть упаковано и спрятано в контейнерах, а не храниться в личных вещах! Хотя ради того, чтобы взять неподатливую Хель, типы из колониального управления могли согласиться и на такое… почему только его не поставили в известность?
Черт, он же не читал спецификацию…
— Это что?! — вопросил Нордстрем, указав на винтовку.
— А, ружьишко, — Семен ухмыльнулся. — Ты никак сдаться этим уродам надумал?
— Ну да! У меня инструкция!
— Так нас оберут до нитки! Все выгребут! Что ты нас, с голым задом высадишь? — осведомился рыжий.
— Никуда не высажу, — раздраженно ответил Нордстрем. — Развернемся и вернемся. Колониальное управление выплатит вам компенсацию.
— В задницу их компенсацию! — буркнул отец Васильевич, гневно тряся бородой. — Таких оленей ни за какие деньги не купишь!
— Так вы что, хотите сопротивляться? — спросил Нордстрем недоверчиво. — Свихнулись, кумысу опившись?!
— А ты в штаны наложил? — ухмылка Семена содержала не меньше килотонны ехидства.
— У меня инструкция! — капитан выпрямился, смерил наглого колониста взглядом. — Если я ее не выполню, меня не премии лишат, а посадят! И я тут, на борту, главный! Немедленно сдать оружие боцману! Все, даже ножи! И подчиняться приказам!
С каждой фразой он делал шаг вперед, а Семен отодвигался.