— Видишь, тут все по рангу... А я член правления... Ты бы посмотрел, что у генералов...
— Много? — залился я смехом, чтобы он не подумал, что завидую.
— „Не выдоишь за день — устанет рука“.
Но вот уже по всем номерам-трезвонили телефоны — народ сзывали на ужин. Мы с Михаилом причесались и пошли по лестничным пролетам вниз — лифты вмиг стали заняты. На первом этаже, в пустынном ресторане, ярко горели все люстры, хотя было накрыто всего два-три стола. Мы, стесняясь, подождали в стороне, пока сядут „генералы", но те вообще не появились. Мы поняли — они там, в своих номерах, с хозяевами, а может, еще в каком-нибудь особом зале... Один из встречавших, с усами, но маленький, поднял тост за великую многоцветную советскую литературу, и сразу около нас появились радостно улыбающиеся девушки с желтыми зубами — под бряцание бубна закружились в танце. Мы ужинали. Знакомой русской дамы не было. За столами сидели неизвестные мне писатели из разных республик.
На следующее утро нас всех — на черных машинах и в автобусах, в сопровождении милиции с „мигалками" и сиренами — повезли в некий прославленный совхоз, где выращивают виноград. Нас встретили уже иные золотозубые девушки, погрубее (эти, видимо, еще и работают) и руководитель хозяйства, тучный пожилой мужчина при орденах, в соломенной шляпе.
— Ассаалям алейкум...
— Алейкум ассалям... — он, обнявшись с приезжим начальством и поклонившись гостям, тут же — верх восточной лести — попросил „ахтуг-раф" у нашего краснолицего классика. У того не оказалось в кармане авторучки — ему тут же была выдана авторучка с золотым пером, и хозяин в шляпе (уж не было ли все это разыграно, и не в десятый ли раз?) сказал:
— От имени тружеников я жилаю : пуст наш великий писател напишит самый хоруший книга нашим скромним золотым рущкой.
И приезжих повели по дороге. Я в жизни не видел такой дороги: справа и слева — стена черного и золотого винограда, а над нами — с разрывами для солнца — переброшены арки, с них тоже свисают тяжелые гроздья с крупным, дымчатым, светящимся виноградом.
— Кушийте!.. — говорили нам, и мы деликатно ели. Хозяин вел нас вдаль, где на пологом холме стояли под белыми скатертями длинные столы... А пока он милостиво обнимал то нашего первого секретаря, то его замов, а то и просто русских писателей. Причем, я заметил — он не обнял писателей из соседних республик...
— Вят, — говорил он с грустной улыбкой, как бы осознавая, что не очень правильно произносит русские слова. — Тут нидавно мой друг был, Вилли Брант, знаишь, да?.. Типер ты тут, мой друг... как тиба зовут? Саша теба зовут?.. Кюшай виноград, для сирдца полизно. Вилли мне так и писал потом: данке шен, зер гут...
Ну, можно много чего вспомнить, но вы, конечно, ждете, когда про Дворец радости? Не думайте, не забыл. То, что я рассказал, это подступы к заявленной теме. Вот слушал я этих щедрых людей, обнимался с золотозубыми девицами и парнями (тоже золотозубыми), потрясенный их жизнью, которая как бы сплошной праздник, и все думал: а где же изнанка? Ведь не может быть, чтобы так они радостно жили? Я внимательно вглядывался в лица виноградарей, механизаторов, пожилых женщин, которые встречали нас, выстроясь у дороги, и не видел угрюмых лиц, не слышал злых окриков, не видел пьяных... Может, правда, все они счастливы, зарабатывая в поте лица своего хлеб свой, как написано в Книге всех времен? Или перед нами — результат жесточайшей восточной дисциплины: улыбайтесь, приехали гости? Я попытался было с каким-то простоватым дядькой переговорить, он, кажется, механик (судя по черным рукам, по измазанной машинным маслом одежке), но, увы, на все мои вопросы южный человек радостно отвечал: „Спасибо! Приезжайте еще!“ Я уж не хотел упоминать, но упомяну совершенно невероятную встречу в каком-то хозяйстве: к нам подошли наши читатели. В частности, местная учительница русского языка протянула мне мою самую первую „московскую" книжку: