Ко мне прикрепили личного платного консультанта, я даже в ведомости расписывался после каждой встречи — что он действительно потратил на меня два часа. „Повесть о надежде" он забраковал за излишний натурализм, сказал, что нельзя показывать на экране калеку в течение полнометражного фильма и предложил поискать тему о новом человеке.
Я порылся в памяти и нашел там девушку 22 лет, депутата Верховного Совета, которая жила на нашей улице. Сам я ее не знал и не решался познакомиться, но конечно же 22-летний депутат это и есть новый человек. Биографию ей я придумал, но все равно у меня ничего не вышло. У меня мышление прозаика, кинематографического не было тогда, нет и сейчас. Я рассказываю историю мысленно вслух, кинематографист должен видеть эпизоды, видеть и показывать. Вообще фильм это не роман и не повесть, а новелла. В ней не так много событий, короткие реплики, разговоров может не быть совсем, но желательно, чтобы было много движения, автомобилей как можно больше. Консультант пытался объяснить мне это, но я упрямился, я не понимал, почему нельзя снимать кинохронику жизни. Но прежде, чем мы доспорили, я уже стоял в чем мать родила перед комиссаром и врачом. И в ведомости появилась надпись : „годен!"
Повторилось путешествие в товарном поезде. Из Ессентуков — 17 суток, к месту службы всего лишь 15. Спутники вздыхали: „Куды везут? Куды завезут?" Но я-то представлял географию, знал, где упираются рельсы в границу. И на пятнадцатый день наш вагон выгрузили на степном полустанке. По рельсам расхаживали военные в темносиних петлицах. В кавалерию я угодил.
Итак, кавалерия. „Скребницей чистил он коня". Час до завтрака, час после обеда, час перед ужином. Строевая, физическая, политическая подготовка, устав, сборка-разборка затвора. Стрелковая подготовка, но без стрельбы. Патрон стоит шесть копеек золотом, патроны надо беречь, оружие беречь, лошадей беречь. Уборка конюшни, уборка казармы, уборка снега. Свободного времени десять минут в сутки, чтобы чистый воротничок пришить.
На мою робкую просьбу выделить денек в неделю для заочного образования легла решительная резолюция: „Кончите службу, будете учиться".
Ни учиться, ни тем более писать.
Все-таки я исхитрился.
В загруженной до предела службе, специально организованной так, чтобы солдат не задумывался зря, все-таки были блаженные часы одиночества и покоя — часы караульной службы. Восемь часов в сутки ты один одинешенек, завернут в доху, огражден от посторонних метелью, кто пойдет тебя проверять ночью в сорокаградусный мороз? Стоишь и думаешь, о доме тоскуешь. А почему не в стихах?
А затем я припомнил рассказ о Маяковском, о том, как он шагал по прибрежным камням у Финского залива, добывая за сутки четыре строки, а в хороший день — восемь. Я решил тоже написать поэму. Лучшую в мире не брался, но мог бы создать самую длинную. Впереди были два года и вся жизнь. Я взялся. »
„Чудесная история вора, купца и мага“ — так называлась поэма. И начиналась „ин медиа рес“ — со смертного приговора:
Я очень гордился этой бытовой деталью. Золою топор палача чистит его жена. Чтобы блестел, чтобы на солнце с шиком сверкнул.
Но казнить героев я не собирался. Для того и был там маг, чтобы заколдовать, глаза отвести стражам. А потом, сбежав, герои должны были отправиться на поиски счастья и добраться до него в эпилоге, пройдя через всю историю человечества с питекантропа начиная. Размах! Не думаю, чтобы я надеялся написать все это. В чем счастье и где именно оно найдется, я не очень представлял. Но главное, я пустился в путь... Лучше всего писалось в карауле, иногда удавалось и в ночном наряде на конюшне, в строю я тоже придумывал рифмы, если только не подавалась команда „Запевай!“ И копились, копились, копились строки не лучшей в мире, но самой длинной поэмы. Само собой разумеется, длину ее надо было отсчитывать: сколько срок набралось — сто, двести, триста? К невыразительным цифрам — 249-я, 250-я, 251-я строка я добавил любезную мою географию: строки обозначали и километры, я пустился в странствие вокруг света. Позднее, когда я перешел на прозу, вместо строк я начал отсчитывать отработанные часы. И отсчитываю по сей день. И сопровождаю странствием по карте. В данный момент идет 58 228-й час моего литературного труда, добрался я аж до Суэцкого канала, вот куда меня занесло.