Так вот, доклады были, а пользы от них не было и быть не могло, потому что у общества не было базы — никаких лабораторий. Никто не мог проверить на опыте их умные и неумные идеи. Но как раз в это время в Киеве, где сильны были традиции академика Богомольца, организовался институт долголетия. Новый институт нащупывал пути исследований, и первый директор не поленился выступить в московском обществе геронтологов. Слово взять я не решился, не понадеялся на свое красноречие, но незамедлительно послал письмо в Киев с предложением обсудить мою статью. В Москве колебались два месяца, взвешивали, не подорву ли я их авторитет, в Киеве думали год, но все же пригласили меня приехать... за свой счет. Впрочем я оформился, как корреспондент журнала „Знание—сила". И в некую пятницу 21 апреля мой доклад был поставлен на Ученом Совете (закрытом, чтобы молодежь не развратить).
Как же я готовился! Словно шахматист продумывал на пять ходов вперед: я скажу — мне возразят — я отвечу — ко мне придерутся — а я тогда... Но в глубине души все-таки шевелилось: „А вдруг те мудрые специалисты что-то знают такое, что в книгах не упоминается. И уползу я, краснея, смущаясь и извиняясь, что зря потратил их ученое время, предназначенное для открытий."
Первая беседа состоялась в кабинете заместителя директора Института (директор был командировке), кандидата медицинских наук П.Марчука.
— Зачем вы приехали к нам? — спросил он. Видимо, полагал, что мне нужны какие-нибудь рекомендации для книги или диссертации.
— Я привез идею, — сказал я. — Хочу передать для разработки. У меня нет лаборатории, я не могу вести исследования.
— Мы не можем разрабатывать чужую идею. У нас план, — возразил он.
— Но вы же сами составляете планы. Включите на будущий год.
— У нас неотложные задачи, — не согласился он. — К нам стучатся старики со своими старческими болезнями. Мы институт геронтологии, это наука о старости.
Дипломатический ход был сделан своевременно, задолго до моего приезда. Сначала задуман был институт долголетия. Но кто-то предусмотрительный предложил переименовать его. Долголетие надо добыть, надо продемонстрировать, „геронтология" — звучит безопаснее и солиднее. Геронтология — наука о старости, изучает старость. Изучает всесторонне — какие могут быть претензии?
— С какого возраста начинается старость? — спросил я. Ведь я же полагал, что воздействовать надо до начала старения, укреплять дом, прежде, чем он начнет рушиться.
— С семидесяти, — ответил он. — Но на ближайшей конференции мы поставим вопрос, чтобы отсчитывать старость с семидесяти пяти.
(Эх, если бы так легко было бороться со старостью! Собрал конференцию, принял постановление, жизнь продлил на пять лет).
— Но ведь старение-то начинается раньше. Когда, по-вашему?
— Около сорока. — сказал он, подумав.
— Какой институт занимается средним возрастом? Какой институт занимается жизнью в целом?
— Нет такого института у нас, — признался он.
Значит, есть институт, изучающий старость, но нет института, изучающего причины старости.
Доклад я все-таки сделал. Небольшая аудитория была забита, младшие научные все-таки пролезли, толпились у задней стенки, сидели на окнах. Я пересказал свою статью без запинки, готовился же целый год. Уложился в отведенные мне 35 минут.
— У кого есть вопросы?
Ну вот начинается. Держись!
Поднялся в первом ряду высокий худой старик с коротко стриженными усами.
— Известны ли автору отечественные труды по отрицательным эмоциям?
В первое мгновение я подумал, что этот старик сам автор каких-либо статей по отрицательным эмоциям, теперь обижен, что я не упомянул его. Но как его фамилия? И что он писал? Я же вообще не давал списка литературы. Сейчас они начнут меня экзаменовать, а я приехал обсуждать конкретную тему.
— Автор знаком с отечественными трудами по отрицательным эмоциям, — сказал я. — Автор стоит на позиции Ивана Петровича Павлова. А вы не согласны с этой позицией?
— Я не понимаю, кто собственно задает вопросы? — сказал старик с обидой.
Иначе говоря, я возвращал дискуссию от формы к сути. Упомянуто или не упомянуто — дело десятое. По существу, прав ли я — влияют ли отрицательные эмоции на срок жизни?
Когда началось обсуждение, тот же старик взял первое слово.
— Пусть мне объяснят, что у нас происходит сегодня, — сказал он. — Если мы обсуждаем научную статью, где тут список использованной литературы, отечественных трудов по отрицательным эмоциям? А если нам представлен рассказ писателя-фантаста, почему мы обсуждаем его на заседании Ученого Совета?