Но, конечно, это частная тема — не общая картина мира меняющихся по своей воле людей. „Ордер на молодость" — история меняющих свой возраст. О меняющих внешность написал я повесть „Я выбираю я“. Там люди у меня становятся дельфинами, дельфиньими глазами осматривают подводный мир. Но вообще тема изменчивости — рискованная тема. Мы живем в мире двусветных темно-светлых людей. Смена внешности представляет слишком много возможностей для темных: совершил преступление, сменил лицо, и нет тебя. Но что же все разоблачать и разоблачать темных личностей? Этим занимается не только фантастика. А мне все хотелось писать про желательное, светлые цели намечать.
Даже и чтение мыслей потребовало опрятности ума, деликатности мышления. Мир изменчивых должен быть особенно деликатным.
На нескольких страничках написал я полный отчет о моих находках на биокибернетическом русле. Несколько страничек, а плавание продолжалось сорок лет. Вот даты: открыл я для себя кибернетическое русло в 1955 году. Уже тогда понимал, что предела возможностей тут нет, через два года ясно представлял себе все пять этажей биокибернетики, доклад сделал, печатать не решились. Только в 1960 опубликовал пятиэтажную схему и то благодаря академику Колмогорову, он пробил тему, я пристроился в затылок.
И еще восемь лет понадобилось, чтобы подняться на шестой этаж — этаж исправленного человека будущего. В 1968 году опубликовали статью „Волетворцы — наши наследники". Волетворцами назвал я людей, меняющих тело по своему желанию, вопреки железной схеме генов. Опубликовал статью в географическом ежегоднике „На суше и на море“, но серьезные ученые не читают „На суше и на море". Доклад сделал трехчасовой перед друзьями моими долголетчиками. Слушали, хвалили... но лабораторий не было у них.
И двадцать два года спустя повторил статью, таблицу и схему статьи в книге своей главной — „Лоция будущих открытий".
О повестях я говорил: разрозненные картинки мира волетворцев. На роман не раскачался, не так легко осмыслить этот мир протеев. Только написал схему романа — „замысел", где изобразил специальный Институт Волетворчеетва широкой программы: величественное здание, целый городок, на воротах которого можно было бы написать даже:
„МЫ НЕ РАБЫ СВОИХ ГЕНОВ!"
Глава 8. РУСЛО КОСМИЧЕСКОЕ
К великому сожалению литературная молодость моя пришлась на эпоху робкой и ползучей фантастики „На грани возможного". Космическая тематика не запрещалась, но считалась нежелательной, подозрительной, недостаточно патриотичной. Критики объясняли нам, что в космос тянет читателя растленная западная литература, чтобы отвлечь читателя от насущных земных проблем, наша же фантастика от твердой почвы не отрывается, фантазирует о том, что нужно сегодня, а завтра будет явью.
Конечно, я, пожизненный поклонник географии, с удовольствием писал о земных проблемах. С детства я знал, что стадия географических открытий давно прошла, при моей жизни не открыли ни одного солидного острова. Горные хребты еще находились, но преимущественно на дне океанов, так что фантазировать об открытии неведомых стран было бы неубедительно. Понимал я, что и стадия использования и обработки началась десятки тысяч лет назад; в мое время в самом разгаре была инженерная география, строительная, перестроечная, творческая. Что ж, и стройки волновали меня: новые трамвайные линии в самом юном возрасте, ныне — новые магистрали, новые каналы, тоннели, новые города, плотины и озера. Мне нравилось жить в настоящем мире и описывать его изменения.
Между прочим, это единое правило для всех естественных наук: стадия открытия, стадия использования и обработки, стадия переделки. И связано оно с процентом использования: при открытии снимаются готовые пенки — первый легкий процент; процентов до десяти требуют обработки; выжимания десятков — переделки, управления, расчета. Это хорошо известно в гидротехнике. Существуют же реки, которые не доходят до моря, никуда не впадают, до последней капли используются на орошение, например, Зерав-шан, Мургаб, Чу, ныне Аму-Дарья...
Не помню, от кого услышал я о проблеме Каспийского моря. Усыхало оно в те годы, от портов отступало, на карте съеживалось, на северо-востоке потеряло изящные заливы. Я пошел консультироваться к профессору Ахутину: гидротехнику и гидравлику я ему сдавал. Профессор рассказал мне, что существует восемь проектов спасения Каспия, например, разные варианты добавления воды из северных рек, Дона и даже Днепра. Самый же лихой, самый дорогой, самый трудоемкий и самый вредоносный предусматривал сооружение канала из Азовского моря в Каспийское через Кум-Манычскую впадину. Действительно вода потекла бы по нему самотеком, поскольку уровень Каспия на 26-28 метров ниже, так что можно было даже и электростанции поставить на стоке. Но зато Черное море стало бы солонее, а из Черного соленая вода потекла бы в Азовское, а из Азовского в Каспийское, и была бы загублена драгоценная рыба всех этих трех не очень соленых морей. К счастью ничего этого строить не стали, а сейчас уровень Каспия поднимается. Почему опускался — неведомо, почему поднимается — тоже неведомо.