Первый же порог нашелся в коде — в системе передающих сигналов. В звуке тысячи колебаний, для хорошего звучания их передают переменным током с миллионом колебаний. Телевидению требуются миллионы сигналов в секунду, их передают электромагнитными волнами с частотой в сотни миллионов. Для несусветной цифры в 1023 атомов, нужно передать 1026 сообщений в секунду. Можете мне поверить, что электромагнитных волн таких не бывает, хуже того — не может быть.
Именно об этом думал Норберт Винер, когда написал, что для передачи на расстояние нужно слишком много информации.
Подумалось мне, что, может быть, выручит иерархия. Генералы не отдают приказы каждому солдату по отдельности, мозг не отдает приказы каждой клетке. Пусть ратопередатчик посылает единый приказ ткани: изготовить миллион клеток в таком-то мускуле, и дело с концом. Плюс, допустим, добавляется' программа изготовления типовой клетки, тоже иерархическая, столько-то молекул такого-то типа.
С самим мозгом сложнее. Как записать все содержание мозга путешественника? О мозге мы так мало знаем еще. Как и что записывается там?
Смущал меня и порог энергетический. Многие атомы при соединении выделяют энергию, например, при окислении. Как бы не загорелся мой записанный для оживления любитель рискованных опытов? Тоже проблема.
Но очень утешил меня случайно увиденный документальный фильм о делении живой клетки. В замедленном темпе показывалось там, как из одной хромосомы образуются две. И понял я, что задолго до меня и до Винера природа уже изобрела копировку, давным давно занимается ратомикой, и энергетическая проблема ее не смущает, и информационная решена.
Может быть, генетика это и есть ратомика в природе? Может быть, все чудеса мои надо будет переводить на генетический язык, чемоданы звездоплавателей набивать не ратомическими кассетами, а генами пирогов, генами мебели, генами инструментов и машин?
Но это уже поздние размышления. А тогда — в 1958 — решился я писать ратомический роман. „Все, что из атомов" — назывался он в черновике, потом редакция настояла на изменении названия, чересчур научно-популярным оно показалось. Решился я писать и начал писать. Ратомику всю обдумал, таблицу составил, а сюжет выбрал обычный: мы изобрели, у нас все хорошо, а они — злые, хотят у нас идею стащить и пустить на плохие дела — на организованную всякую преступность и наполнение долларами швейцарских банков.
Написал глав десять, снес в издательство. Не понравилось. Редактор отдела послала меня к главному. Зачем? Никогда не надоедал я главному.
А главный сказал:
— Зачем вы предлагаете нам такую банальную историю? Это же фантастика. Вы нам изобразите общество будущего.
— Кто? Я?
Ведь больше десяти лет меня только окорачивали, браковали очень скромные темы, внушали, что не мое дело рассуждать самостоятельно, убеждали писать исключительно о том, что уже делают серьезные ученые, в статьях честили, в докладах твердили, что наряду с достижениями есть у нас в фантастике и Гуревичи. Публиковали изредка...
И вдруг: изобразите нам общество будущего!
— Кто? Я? — спросил я опешив.
— А кто же еще? — возразил главный.
Я возгордился. Я принял его слова всерьез. Тогда у нас был только один единственный роман о будущем — „Туманность Андромеды" Ефремова. Но кто Ефремов, и кто я? Он — живой классик, он глава всей нашей фантастики, бывалый путешественник, доктор наук...
И я выкинул все написанные главы, кроме истории Березовского, я присоединил к руслу ратомическому еще и русло биологическое (главы 5 и 6) и с новыми силами взялся за тему „Общество будущего".
Роман мне заказали, но все равно в дальнейшем забраковали. Но это ничего, он вышел в другом издательстве каких-нибудь семь лет спустя — в 1965-ом.
Итак, мысли о будущем обществе. Но чтобы представить себе будущее, надо бы начинать с разбега — из прошлого.
Глава 9. РУСЛО ТЕМПОЛОГИЧЕСКОЕ
В октябре 1953 года академику Обручеву, выдающемуся ученому, путешественнику, геологу и писателю, автору не устаревающих, доныне издающихся романов „Плутония" и „Земля Санникова", исполнилось 90 лет. Юбилей был торжественно отмечен в Геологическом Институте и на даче патриарха, до нее даже довели асфальтовую дорогу по этому поводу.
И некий художник график, не помню его фамилию, к сожалению, сделал портрет юбиляра и принес его в журнал „Знание—сила". Но так как юбилей уже прошел и помещать портрет как-то было ни к чему, редактор решил при портрете дать какой-нибудь текст. Он попросил статью у Владимира Афанасьевича, но старик берег свое время и силы, он предложил выбрать отрывок из старой своей книги о странствиях по Монголии. Нехитрую эту работу поручили мне. А потом еще редактор придумал, что хорошо бы прибавить и обращение старого ученого к юным читателям, пожелания какие-нибудь, напутствия. И эту работу тоже поручили мне заодно.