— А почему этажи ? — спросила меня как-то жена, вынужденный и многотерпеливый слушатель моих рассуждений.
Я как-то сам не задумывался. Констатировал, что существуют эти этажи и успокоился. Но на заданный вопрос сумел ответить не задумываясь. „Этажи — это зоны устойчивости. В каждом теле, в любом теле борются силы скрепляющие и разрушающие, проще назвать их плюс- и минус-силы, и даже шире того: плюс- и минус-факторы. Пока плюсы берут верх, этаж существует, когда побеждают минусы — этажу конец".
После этого можно было составить еще одну таблицу: таблицу этажей и сил, плюсов и минусов. И тут опять оказались просветы, пустые клетки, как у Менделеева. Например, в галактиках неизвестны минус-силы, ограничивающие их размеры. А в электронах и протонах неизвестны и плюс-силы и минус-силы.
Табличку размеров я опубликовал раньше, первую в 1951 году. Но тут сложилась новая таблица и новая статья-гипотеза с пустыми клетками неведомых сил. Я предложил ее в родимое „Знание—сила". Это было уже после статьи о ратомике, после гипотезы о победе над старостью. Но в журнале сменился редактор. Новый оказался расчетливым и практичным. Он сказал мне, даже с сочувствием: „Вы столько времени потратили на эту статью, а оплачивается она как обычна". Подразумевалось: „Я бы на вашем месте лучше написал бы десяток бесспорных, без всяких претензий на оригинальность".
Это был год 1960. Только шесть лет спустя мне удалось поместить в „Детской энциклопедии" статью „Разберемся в размерах" исключительно о размерах, без всяких намеков на белые пятна и пустые клетки. А уж статья с рассуждениями об этажности, о силах неведомых вышла только в 1971 году в „Химии и Жизни". И там же прошла еще одна статья, которую я для себя называл „Зигзаг удачи". Мне видите ли, для поселения потомков в космосе понадобилось искусственное тяготение. Вот я и прикидывал, сколько на это понадобится энергии? Начал расставлять точки на миллиметровке, взявши цифры из обычных справочников, и вдруг у меня получился зигзаг с острыми углами. Почему зигзаг? Почему острые углы? Норма для природы — более или менее плавная кривая... Вот тогда, среди прочих размышлений и возникла идея о прозрачных оболочках вокруг звезд, более или менее похожих на атомные оболочки. И еще много интересного. Получилось, например, что мы с вами живем, сами того не подозревая, в недрах черной дыры, очень даже просторной черной дыры, где размещаются без труда миллиарды галактик...
Возможно, вы отметили даты: 1951-1960-1971. Естественный вопрос: а в промежутках я думал о чем-нибудь? Думал, конечно. Блуждал по другим руслам. Везде находил материалы, набирал про запас.
Раз десять, а то и пятнадцать, начинал я главную свою книгу обо всем на свете, этакое натурфилософское обозрение. Но бросал всякий раз на первой главе, откладывал ради срочной и оплачиваемой работы. Все-таки семья, не слишком большая, но семья. Не мог я позволить себе отключиться года на три, писать многотомное сочинение, почти без надежды на публикацию. Ведь надо мной всю жизнь висело как лозунг изречение Молчалина: „В моих чинах не должно сметь свое суждение иметь". Кто я таков?
Литератор, ну даже с инженерным образованием. Но при чем тут звездные оболочки и черные дыры?
Но тут подвернулась надежда.
Михаил Васильевич Хвастунов, я знавал его как редактора журнала „Техника—молодежи", а потом „Комсомольской правды", человек грузный, уверенный в себе, жуткий работяга, автор своего рода популярной энциклопедии — нескольких книг об энергии жизни, сказал мне как-то: „Ваши статьи интереснее романов (не слишком приятный комплимент). Вы бы собрали их в книжку“. И даже вызвался рекомендовать меня издательству „Советская Россия".
Со мной заключили договор, безавансовый, т.е. автор работает и рискует, издательство не рискует ничем. Будущую книгу назвал я — „Виднеется за горизонтом". Две темы включил я в нее: „Неживая природа" и „Жизнь". Писал года два, не уложился, опоздал со сроком, но мне и не напоминали. Кончил все-таки, отпечатал два экземпляра, проверил и позвонил в редакцию, что работа сделана, в понедельник я ее принесу.
— Подождите, пожалуйста, до вторника, — почему-то сказала редактор.