— Кеворков сам был армянин!
— Ну и что? Он все делал так, как велит бакинское начальство.
— Кеворков был плохой, а Погосян — хороший? Комитет особого управления — хороший? Плохой-хороший — разве в этом дело? Самый главный — это армянский нац-нализм! Константин Ашотович, к вам не относится, мы вас знаем, но армяне в Ереване всегда высоко нос задирали! Они самые древние, самые культурные, Арцах, то есть Карабах принадлежит им, Нахичевань — им... А вы старые карты видели? Древняя Армения — вокруг озера Ван! А на месте Азербайджана — Албанское царство! Область Арцах входила в территорию Албании, а албанцы — исторические предки азербайджанцев!
— Не знаю, что у вас за карты! — Котик тоже повышает голос. — Но копание в истории только затемняет проблему. Надо исходить из реальности, а реальность в том, что семьдесят пять процентов населения Нагорного Карабаха — армяне. Имеют они право на самоопределение?
— Пожалста! Если они хотят воссоединиться с Арменией, пусть туда уезжают! А территорию Карабаха мы ни-ког-да не отдадим!
— Вагиф, почему так кричишь? — Это Фарида входит в гостиную, ставит на стол вазу с зеленью. — Ты не на митинге.
— Я не кричу! У меня такой голос.
— С этим Карабахом все с ума сошли. — Фарида, подойдя к Вагифу, поправляет съехавший набок галстук. — Сколько я тебя прошу, не связывайся с политикой, выйди из Народного фронта. Твое дело стихи сочинять.
— Что стихи! Не для стихов время! Время судьбоносное!
Я не сразу поняла это слово, уж очень неразборчиво выкрикнул его Вагиф. Судьбоносное... Это слово все чаще теперь употребляется. В речах депутатов, в печати. Раньше были в ходу другие слова — например, дружба народов. О, как часто мы это слышали! И верили же! Разве не было этой самой дружбы в Баку моей юности, городе поистине интернациональном? Была! А теперь эти слова — как насмешка. Вот недавно Сережа вспомнил, что лет пятнадцать тому назад Нагорно-Карабахская область была награжде-
на орденом Дружбы Народов. Скажите на милость, не выглядит ли теперь сей факт гнусным издевательством?
Между тем, гости прибывают, гостиная полнится нарядными пожилыми людьми. Вот старшая сестра Эльмиры — Кюбра. Она маленькая и толстая, похожая на отца, лицо строгое, с такой начальственной бородавкой у левой ноздри. Костюм — темно-синий жакет с юбкой, белоснежное жабо — тоже начальственный. Кюбра и есть начальница — много лет директорствует в одном из академических институтов, кажется, по геологии. Ее муж, темнолицый Кязим, — тоже начальство, но не научное, а партийное. Он работал в горкоме, а когда в республике сменилось руководство, Кязима взяли в ЦК — не знаю, на какую должность, но, наверное, крупную. У Кязима непроницаемое неулыбчивое лицо, как это принято в высоких сферах. Раз в год я вижу его у Эльмиры, и за все эти разы вряд ли слышала больше десятка слов, произнесенных этим молчальником.
Еще тут несколько пар — друзья Котика и Эльмиры по работе.
— Ой, ну что Володя вечно опаздыва-ает, — говорит Эльмира.
— Не будем ждать, — решает Котик. — Прошу за стол!
Моего Сергея, как обычно, выбрали тамадой. Он это умеет. Произносит прочувствованный тост за юбиляров:
— Сам я не бакинец по рождению, но когда смотрю на эту прекрасную пару, мне хочется быть бакинцем. Эльмира и Константин — само воплощение духа Баку...
Дружно пьем за „воплощение духа“, и тут начинается „аллаверды" — дополнения к тосту: какая замечательная женщина Эльмира, и какой замечательный инженер Котик! сколько сделал для Баку, для республики, да вот хотя бы насосные станции для Куринского водопровода, которые он проектировал. ..
Я выпила немножко коньяку. Становится тепло, отступает беспокойное чувство, вот уже больше года гнетущее меня. Бакинцы, думаю я. В сущности, бакинцы — особый народ. Пестрый по национальному составу, он объединен... ну, прав Сергей, объединен своеобразным бакинским духом... это и говор бакинцев, речь нараспев, смешение русских и азербайджанских слов... это старые бакинские дворы, наполненные запахами готовки, детским гомоном, выкриками старьевщиков, разносчиков зелени и мацони... это волчьи завывания норда и влажное дыхание южного ветра-моряны... Что-то вроде этого я пытаюсь высказать, провозглашая тост за детей юбиляров, и гости кивают и подтверждают: верно, мы, бакинцы, особый народ, а Эльмира говорит:
— Ой, конечно! Юлечка, когда учились в школе, разве нас интересовало, кто какой национальности-и? — Она смотрит на часы. — Ну что такое, почему Володя не идет?
— Эля, ты же знаешь, — говорит Котик, — по понедельникам у Вовки вторая смена. Скоро придет.