— Что значит — погромы? — хмуро спросил Беспалов.
— А то и значит: громят армянские кварталы, убивают... как в Сумгаите... Дожили, будь оно проклято... Бежать, бежать отсюда, пока живы!
— Галустяны! — сказала Юлия Генриховна. — Галустяны живы?
— Не знаю... Погоди, куда ты?
Дрожь била Юлию Генриховну. Но, по крайней мере, она знала, что надо делать. Позвонила Галустянам. Не ответили. Застучала кулаком. Из-за двери раздался испуганный голос:
— Кто?
— Это я, я! Юлия Генриховна! Откройте!
— Юля-джан! — Анаит Степановна впустила ее в прихожую и, всхлипывая, затараторила: — Я как раз к вашим дочке хотела! Вот! — она схватила с тумбочки небольшую сумку, — много у нас нет, но немножко кольца, бусы, бриллианты от мамы оставался — спрячьте, Юля-джан! А то опять придут...
— Анаит Степановна, вам с мужем надо сейчас же пойти к нам. Где ваш муж?
— Я здесь! — Шаркая шлепанцами, вплыл в прихожую Галустян, согнутый пополам, перевязанный розовым платком. — Пускай придут! Вот! — Он взмахнул большим молотком. — Я этим ишаки покажу!
— Самвел Вартанович, в городе погром! Понимаете, погром...
Еще минута или две понадобились Юлии Генриховне, чтобы до Галустянов дошло, что оставаться в своей квартире смертельно опасно. Заперев дверь и захватив сумочку с драгоценностями, Галустяны пересекли лестничную площадку и вошли в квартиру напротив.
— Ой, Юля-ханум, не закрывайте! — Вошедшая в подъезд Зулейха быстро поднималась по лестнице. Хорошенькая, в каракулевой шубке и белой шапочке, она вслед за Юлией влетела в прихожую и заперла дверь. — Ой, правильно, правильно, — закивала она Галустянам, — вам лучше тут посидеть! Ой, что делается! Я была у подруги, она знаете, где живет? Напротив Дома правительства новые дома есть? — вот там. Ой, что было! С девятого этажа женщину выбросили! С балкона! Гамид! — Она устремилась на свою половину, оставив в прихожей тонкий запах духов. — Слышишь, что говорю?
Галустян, которого Юлия усадила в старое штайнеровское кресло, обвел немигающим взглядом семейство Беспаловых. Ему, привыкшему сидеть у себя в галерее перед раскрытыми нардами, было тут неуютно. Он сказал, обращаясь к молчаливому Беспалову:
— Я пятьдесят лет бурил! Суша бурил, море бурил!
— Знаю, Самвел Вартанович, — кивнул Беспалов.
— У меня в бригаде кому хочешь работали. Мы разве смотрели национальность? Смотрел — как работает. А теперь — Галустян, пошел вон из Баку? — И он плюнул, к ужасу Юлии, на паркет, но тут же, надо отдать ему должное, растер плевок ногой.
— Самвел, — укоризненно сказала Анаит Степановна, — ты не в своем галерее.
— Я извиняюсь, — прогромыхал Галустян. — У меня душа горит. Люди живут, работают своя работа. Потом придут агитаторы. Туда, сюда смотрят, говорят: это не ваш территория, это наш! Другие агитаторы придут, говорят: нет, это наш! Пускай агитаторы друг друга дерутся! Нет! Они заставляют люди друг друга бить, сами только кричат: давай, давай! — Галустян взмахнул кулаком. — Надо наоборот! Пускай агитаторы друг друга морду бьют, а люди пускай смотрят, говорят: давай, давай!
— Самвел, зачем так говоришь? — опять укорила мужа Галустянша.
— А по-моему, — заметила Юлия, — Самвел Вартанович совершенно прав. Нормальные люди не станут ни с того ни с сего убивать друг друга. Их всегда кто-то подзуживает.
Некоторое время сидели молча. Только Нина беспокойно ходила по комнате. Раздался Олежкин голос:
— Баба, а кто морду бьет?
Юлия не ответила. Прислушивалась к приближающемуся автомобильному мотору. Да, точно, к дому подъехала машина. Несколько мгновений тишины, а потом из парадного подъезда раздался стук. Колотили, без сомнения, в дверь Галустянов. Анаит Степановна запричитала, но Нина прикрикнула:
— Тихо! — И заметалась по комнате. — Сейчас сюда ворвутся!
Беспалов набрал 02. Спокойные гулки. Снова набрал. И снова. Гудки. Милиция не отвечала. А там, в подъезде, ломились, дверь трещала, она плохо поддавалась, старая дубовая дверь. Галустян при каждом ударе втягивал голову в плечи, словно били не по двери, а по голове...
Звонок. Звонок. Чей-то нетерпеливый палец жал на кнопку — звонки частые, нервные, как боевая тревога...
Без стука открылась дверь, в комнату заглянула Зулейха. Быстро-быстро закивала Галустянам, пальчиком показывая: идемте скорее... Анаит Степановна подскочила к мужу, вытащила из кресла и повела в коридор. Там стоял Гамид, муж Зулейхи, очень прямой и спокойный, в коричневом костюме. Галустяны, ведомые Зулейхой, прошаркали через кухню на их половину квартиры.