Позвонила Нина:
— Мама, у вас есть хлеб? Мы второй день сидим без хлеба, в магазинах нет завоза, а если привозят, сразу расхватывают.
— У нас полбуханки черного. И есть мука, можно печь оладьи. Пусть Павлик приедет, я дам.
— Павлик сегодня не сможет. Уезжает его друг, Алеша Диланян. Павлик пойдет на морвокзал проводить. Что делается! Между прочим, Галустяны тоже сегодня уезжают.
И тут мне, как выразился Сергей, ударила моча в голову. Я заявила, что хочу проводить Галустянов. Сергей, конечно, взвился, обозвал меня сумасбродкой.
— В городе погромы! Безвластие! Убийства! Дома надо сидеть, а не...,
— Вот и сиди дома, а я поеду на морвокзал!
Конечно, он не отпустил меня одну. Мы долго ждали троллейбуса, долго ехали — я уже боялась, что опоздаем к отплытию парома. Моросил холодный дождь, когда мы наконец добрались до морвокзала. У причала паромной переправы скопилось множество автобусов, набитых людьми. Между автобусами сидели на чемоданах, на тюках сотни беженцев, ожидая посадки. Чернели зонтики. Вход на причал охраняли солдаты.
— Мы — проводить друзей, — сказал Сергей.
Нас пристально оглядели и пропустили.
Над этим печальным скопищем, над гулом голосов и причитаний, над детским плачем нависло безнадежно серое небо. Моросящим дождем оплакивал Баку бегство своих жителей.
Белые теплоходы-паромы, набитые тысячами беженцев-армян, в эти дни гоняли без передышки в Красноводск. Сейчас стоял у причала один из них, „Советская Грузия", потемневший от дождя, а может, от возраста и усталости. У его трапа, кроме вахтенных матросов, стояли солдаты.
Мы долго ходили по причалу между группками беженцев, заглядывая под зонтики и накидки. Вдруг услышали громыхающее:
— Пятьдесят лет бурил! У меня в бригаде работали кому хочешь! Армяне работали, азербайджанцы работали, русские...
Вот они, Галустяны. Анаит Степановна, в рыжей меховой шапке и черном пальто из синтетики, подняла рыхлое лицо.
— Вай, Юля-джан! — Она грузно поднялась с чемодана и чмокнула меня влажными губами. — Здрасьте, Сергей-джан!
А Галустян, прервав разговор с соседом, уставил на нас свои окуляры. Одетый в темно-зеленое пальто и шляпу с неровными, загнутыми кверху краями, он сидел, сутулясь, на большом узле.
— Проводить, да, пришли? — Анаит Степановна повысила голос, обращаясь, как видно, к окружающим. — Хорошие соседи! Дай Бог здоровья! Они нам спасли!
— Да будет вам, Анаит Степановна, — сказала я. — Куда вы решили ехать из Красноводска? К брату в Ереван?
— В Ереван самолет не летает, — веско сказал Галустян. — Раньше поезд ходил, самолет летал. Теперь советская власть кончился. Я при Багирове бурил, при Ахундове бурил, при Гейдар Алиеве бурил. У них всех столько волосы нет, сколько скважин я бурил. — Он грозно усилил голос: — Галустян всю жизнь работал! Суша и море бурил! Много нефти Азербайджану давал! Теперь эти ишаки Галустян убивать хочут. У них такой спасибо! Тьфу! — Он ловко плюнул в узкое пространство между супругой и мной. — Ты старый человек, — воззрился он на Сергея. — Ты воевал за советская власть. Скажи, зачем такая власть, если одна национальность хочет убивать другой, а власть сидит свой кабинет и кушает персик?
— Советская власть не виновата в погромах, — хмуро сказал Сергей.
— А кто виновата? Кто такая граница проводил, что один народ как пила распилил? Газеты всегда писали — дружба народов! Где дружба? В моем бригаде дружба! Мы национальность не смотрел, только как работал, смотрел! А в кабинете начальники сначала национальность смотрел...
К его хриплым выкрикам прислушивались люди. Даже проходивший мимо старший лейтенант — может, командир подразделения, охранявшего пристань, — остановился и вперил в Галустяна по-мальчишески строгий взгляд.
— Самвел, зачем так говоришь? — Анаит Степановна пыталась угомонить мужа.
Но того несло страстное желание выговориться напоследок.
— Кабинет большой, они зовут агитаторы. Дают цэ-у! Агитаторы едут, открывают такой рот! — Галустян показал широким жестом. — Это наша территория, пускай не наши тут не живут! Люди слушают, мозги поворачиваются. Потом придут другой агитатор, тоже рот открывал: нет, это не ваша территория! Люди опять слушают. Мозги туда-сюда. Вчера гости друг друга ходил, вино пил, зелень кушал. Сегодня вспомнил — ты христианец! А ты — мусульман! Моя земля — ты уходи! Нет, моя земля — ты уходи! Агитатор спина толкает — иди, бей его! Умный человек не пойдет. Амшара пойдет! Разве мало амшара, мало ишаки?