Выбрать главу

Иногда у меня возникают удивительно глупые мысли.

Вопрос о струе продолжает меня волновать. Сегодня лазил на дерево, чтобы ее измерить. Похоже, она гораздо длиннее дерева. Как же она помещается в человеке? Неужели смотана?

Жаль, что нет раздвижных деревьев...

III

Я спит.

Ему снится волшебный сон. В этом сне он совсем маленький, в крошечных красных сапожках и какой-то расшитой курточке, играет в крепостном дворе. Двор вымощен булыжным камнем; на крыльце дома сидит старуха в темной одежде, подвязанная грязным передником, и смотрит, как он играет.

От ее взгляда исходит какое-то неуловимое тепло, и он рад тому, что она здесь.

Между домом и крепостной стеной после дождя осталась лужа. Когда солнце выплывает из облаков, солнечные лучи дробятся в чистой воде, и лужа сияет. Блестят и мокрые камни вокруг нее.

Потом лужа взлетает, и мягко переливающимся блином медленно ложится на крышу, растекается по ней, и начинает сползать вниз, к карнизу. Внезапная мысль поражает его; он быстро вбегает в дом и ныряет в каморку портного. Обшаривая ее взглядом, он успевает увидеть свое отражение в зеркале — он почти взрослый, с заметным пушком на верхней губе; он не удивляется такой перемене. Выхватывает из-под груды тканей деревянный аршин, и выбегает во двор.

Лужа доползла до угла карниза, и тонкой струйкой тянется к земле. Он ловит конец струйки, прикладывает к аршину, и начинает мерять. Намотав двадцать аршин, он сбрасывает их с линейки, и продолжает мотать дальше — следующий отрезок.

Когда вся струя оказывается измерянной, он оборачивается и испускает победный вопль. Позади него стоит пожилой мужчина, выцветшие слезящиеся глаза внимательно смотрят из-под мохнатой шапки.

— Учитель! Удалось! — Восклицает Я. — Я ее все-таки измерил!

Учитель кивает головой, глаза его становятся веселыми и чуть-чуть насмешливыми. Потом он поднимает голову к небу.

По небу плывут облака, сияющие пышной белизной. В разрывах облаков — глубокие синие провалы.

— А эти? — Спрашивает учитель. — Эти тоже измеришь? Скоро они тоже станут лужами.

И помолчав, учитель добавляет:

— Да и небо неплохо бы измерить...

Они долго смотрят на плывущие облака, и Я вдруг неожиданно вспоминает, как хорошо лежать на верхней площадке крепостной башни, и глядеть в небо под тонкое посвистывание ветра в каменных зубцах стен.

1987—1995

УЧИТЕЛЬ

Одну из своих бесед Учитель посвятил теории Дарвина.

— Допустим, — сказал Учитель, — что Бога нет и никогда не было, мир полон обезьян, и обезьяны наполняют его смыслом и оправдывают его существование. Однако наступает такой день, когда одна из обезьян меняет некоторое свое качество и переходит в иное состояние: прыгала по деревьям, упала, и приобрела увечье, некоторую особенность, которая послужила толчком к дальнейшему ее изменению в потомстве, вплоть до того момента, когда она становится человеком, и — как частный случай, например, Чарлзом Дарвиным.

Ровно ничего не меняется, если мы представим себе ту же ситуацию несколько по-другому: мир полон увечных обезьян, они прыгают по деревьям, но одна из них срывается, падает, и в результате удара избавляется от врожденной ущербности, и в дальнем потомстве превращается в человека, который, в частности, мог бы носить английское имя Дарвин.

По некотором размышлении мы будем вынуждены внести уточнения в наши рассуждения, ибо нам трудно представить, чтобы молодая, здоровая, полноценная обезьяна вдруг грохнулась с дерева, и тем самым приобрела новые ценные качества.

Даже если всё происходило именно так, мы вынуждены предположить, что приблизительно в одно время две обезьяны разного пола и способные к деторождению, рухнули вниз, пусть даже с разных деревьев, утратив при этом какое-то прежнее качество, либо приобретя совершенно новое, и составили пару, которая произвела потомство, унаследовавшее приобретенные признаки родителей, что привело в дальнейших поколениях к возникновению человека, который, в принципе, мог оказаться Дарвиным.

Но при таком рассуждении в наших допущениях будет содержаться изъян, ибо в описанной ситуации род человеческий закончился бы на втором или третьем поколении увечных обезьян, что делает необъяснимым факт существования известного английского ученого.

Даже для того, чтобы возникло третье поколение увечных обезьян, нам потребуется дождаться, чтобы с дерева грохнулась хотя бы еще одна пара — дабы не допустить кровосмешения, что, конечно, несколько продлит наш эксперимент. Поэтому было бы разумно, не теряя времени, предположить массовое падение обезьян разного пола, увечья, размножение и так далее, вплоть до рождения в Англии прелестного мальчика по имени Чарли, что будет означать конец нашего эксперимента.