— Жданов! — раздалось снизу. Все узнали голос Кишкана.— Где баба, которую ты мне за штаны обещал? Ясак-харача, илла лахо, бакшиш давал? Брудершафт-воду пил? Где баба Анютка-джан?
— Вот турок! Крути, Пучков, а то всем нам в дубе кранты!
Когда они поднялись наверх и закрепились железной лапой за срез ствола, Жданов первый спрыгнул в широкий желоб, неизвестно кем проделанный в торце кольцевой стены. Верхушки у дуба не было, а когда они посмотрели вокруг на море блестящих листьев, то увидели, что дерево, на котором они стояли, в этом лесу не единственное. Словно башни, поднимались среди листвы ровно спиленные вершины дубов. Некоторые были с зубцами, в других они разглядели маленькие квадраты бойниц.
— Лес-крепость, вот что это такое. Сколько сторожевых башен! — Пучков на пальцах стал пересчитывать выступающие спиленные вершины, но сбился и перестал.
— Больше похоже на укрепленные острова на зеленом море,— ответил на это Зискинд.
— Н-да,— Жданов почесал подбородок, потом уперся руками в борт.
Капитан, прикрывая глаза от света сложенной козырьком ладонью, смотрел в зеленую даль.
— Что видно? — спросил его Жданов.
— Солнце, листья, дорогу,— сказал Капитан.— Пыль на дороге.
— Пыль?
— Анна Павловна обнимает за плечи человека на велосипеде. На спицах радуга. Они приближаются к высокому дому... Нет, не к дому, для дома он слишком тяжел... Вокруг ров, моста через ров не видно. Не доехали. Остановились. Бросили велосипед у обочины. Она смеется. Он срывает виноградную гроздь. Дает ей. Она вплетает ее себе в волосы. Он падает перед ней на колени. Она тоже. Он... Она... Солнце. Слишком слепит. Какие-то темные тени.
— Это он?
— Да.
— И лицо у него такое худое, нос острый и усы кольцами?
— Да, красивое.
— Цепеш, так я и знал.
Зискинд вдруг засмеялся, сначала тихо, будто подслушал внутри себя какую-то веселую мысль, потом громче, и смех его покатился по кипящему серебру листвы — туда, где кончался лес, туда, где продолжалась дорога, туда, где брошенный на дороге велосипед затягивала теплая пыль. Смех кончился как и начался — вдруг. Зискинд сказал:
— Пир нищих. Вход по билетам. Капитан, у тебя зренье чайки, посмотри, только очень внимательно, какого цвета виноград в ее волосах? Не красного?
— Солнце,— сказал Капитан.— Оно здесь рано садится.
— Солнце? — переспросил Жданов и нервным движением руки выдернул из-под пояса рукопись.— Солнце, солнце...— Он отбрасывал за листом лист, и они, словно бумажные птицы, летели на солнечный свет.— Вот! — Он наконец нашел, что искал и стал читать сбивчиво и неровно:
— Валахия! Ты лежишь между землей Палестины и дыханием индийских слонов, между плеском варяжских весел... Так, так, это скучно. Ага, вот... Небо твое твердо, как кость, и солнце твое быстро, как пуля. И любовь, сжигающая дотла виноградники и убивающая в богах богов, царей в царях, нищих в нищих, и оставляющая в живых лишь губы, кожу, воспаленные от горячки веки, ходит, прислушиваясь к сердцам и разделяя на сильных и слабых, живых и мертвых. Валахия! Есть ли ты на земле, или имя твое лишь вышитый на саване знак, к которому стремятся... Ну и так далее.
— Я думаю,— сказал Зискинд,— ключевые слова в этом тексте — кость, пуля и саван. Это сочинил Кишкан?
— Вряд ли.— Жданов тряхнул мешком, который неизвестно зачем таскал с собой.— Наверно, украл у кого-нибудь из этих.
— А, может, это как в лотерее? — Пучков держал перед глазами билет.— Кому повезет? Анне Павловне повезло, у нее счастливый.
— А кукушка? — завертел головой Зискинд.— Ей она что, не куковала?
— Ну, кукушка,— сказал Капитан.— Ржавая бесчувственная механика.
— Все равно,— не сдавался Зискинд,— какое счастье, когда знаешь, что за пазухой у любовника нож? Красивый, усы кольцами...— Зискинд хмыкнул.— Это же профессиональный убийца, соблазнитель, Синяя Борода. Он же ее загипнотизировал, неужели не ясно?
— Не знаю,— сказал Капитан. Потом снова посмотрел вдаль.— Велосипеда нет. Дорога пустая. Мост через ров опущен.
— Они в замке, мы еще можем успеть.— Зискинд поднял кулак и погрозил точке у горизонта.— Вперед! — Он занес ногу над выступом желоба и посмотрел на стоящих рядом.
— Ну что же ты,— сказал Жданов.— Сигай вперед! — Он выхватил из серебрящейся зелени похожий на череп желудь и подбросил его на ладони.— Ты еще можешь успеть.
Зискинд убрал ногу с выступа.
— Действительно, не подумал.— Зискинд потянул носом воздух.— Где-то горит.—- Он потянул еще.— Показалось. Да, Жданов, все забываю спросить. Ты что, в обмен на штаны предложил Анну Павловну?