Между прочим, Олежка пририсовал к пушке вылетевший снаряд.
— Баба, — теребит он меня, — смотри, пушка стреляет в пиратов! Телефонный звонок.
— Юля, почему ты не звонишь? — слышу недовольный голос Сергея. — Извини, Сережа, еще не успела. Нина торопилась, и я...
— Как ты доехала?
— Нормально доехала. Все спокойно.
Все спокойно. Все спокойно — кроме одного... кроме того, что я не смогу — не смогу, не смогу — жить без Олежки...
— Не забудь сварить себе геркулес, — говорю я и кладу трубку.
Глава пятая
БАЛТИКА. 1941 ГОД
В конце лета 1936 года Сергей Беспалов оказался в Борисоглебске, тихом городке в Воронежской области, и подал бумаги в тамошнюю авиашколу. Однако в приемной комиссии Сергею было объявлено, что по социальному происхождению он не может быть принят в училище.
Что ж, дело понятное. В летчики не каждому можно. Комиссия имела право на жесткий классовый отбор.
— Само собой, — подтвердил Марлен Глухов его мысли. — Не в землекопы же набирают. Не тушуйся, Серега. Попрошу отца. Может, он замолвит за тебя слово.
Марлена-то, белобрысого паренька, с которым Сергей в те дни сдружился, в авиашколу приняли без всяких: его отец, красный командир, занимал в Воронеже крупную военную должность. Николай Ильич Глухов на германскую войну ушел мальчишкой-прапорщиком, был изранен, награжден георгиевским крестом, выучился на летчика, был сбит, угодил к немцам в плен, в восемнадцатом выпущен. То была одна из полуфантастических биографий русских людей переломного времени. В гражданскую Глухов стал одним из организаторов красного воздушного флота. Войну окончил начдивом, учился в академии, потом его направили в авиационную промышленность.
Таким отцом можно и гордиться...
Сергею самолюбие не позволило вернуться в Серпухов. Он в Борисоглебске поступил на вагоноремонтный завод: надо рабочий стаж набирать, другого не было пути перечеркнуть в анкете плохое соцпроисхождение.
Стал он пописывать в городскую газету. В общежитии имелись малосознательные рабочие, — как конец шестидневки, так пьяные скандалы, мат-перемат. Сергей написал про это в газету, и кому-то не Понравились бичующие строки. В дальнем углу вагона Сергей привинчивал кронштейн для багажной полки, слышал за спиной голоса, потом все стихло. Очнулся он в заводской санчасти от резкого запаха нашатыря. Жутко болела забинтованная голова. Так и не дознались, кто ударил его сзади кастетом.
А шестого ноября заявился курсант авиашколы Марлен Глухов.
— Серега! У меня увольнение на праздники. Завтра утром едем в Воронеж!
Выехали еще до света. В Воронеже Глуховы занимали огромную квартиру на Авиационной улице. Родителей дома не оказалось — наверно, ушли на демонстрацию. Марлен отворил дверь, ввел Сережу в свою комнату и, как только побросали вещички, сразу затеял бороться. У него после самолетов самым любимым занятием была французская борьба. Пыхтя, гнули и ворочали друг друга, и уже Сергей почти прижал верткого Марлена лопатками к ковру, как вдруг со стуком распахнулась дверь и в комнату вошел рослый военный. У Глухова-старшего был бритый синеватый череп, начищенные сапоги и ромбы комкора на голубых петлицах. От скулы к подбородку тянулся неприятно розовый шрам.
— Ну, и кто кого? — спросил комкор с начальственной хрипотцой.
Потом сидели за большим столом. Мама Марлена, голубоглазая блондинка, рассказывала о демонстрации, как она шла в заводской колонне под фанерным макетом самолета. Сергею, не избалованному антрекотами, очень запомнился этот обильный обед. Комкор ел молча. Насытившись, вытащил из галифе коробку „Казбека", предложил юношам, закурил сам. Прищурил на Сергея холодные глаза:
— Так это тебя не приняли из-за поповского происхождения?
— Да...
— Надо было получше выбирать родителей, — усмехнулся Николай Ильич, дымя папиросой. — А щуки в Вороне водятся?
— Не знаю, — сказал Сергей, — я их не ловил.
Он, и верно, не знал, какая рыба в речке, протекающей через Борисоглебск.
— Надо ловить щук. А не то они тебя ущучат, — пошутил комкор, поднимаясь и расправляя ладонями гимнастерку под ремнем.
Сергей и впоследствии бывал в этом доме, приезжал с Марленом. Отъедался после тощих пожарских котлет, которые неизвестно из чего делали в заводской столовке. Николай Ильич, приехав с работы, заходил к сыну в комнату, покуривал, расспрашивал о курсантских делах, а Сергея — об его текущей жизни. Однажды сказал, что виделся на областном партактиве с начальником Борисоглебской авиашколы и, между прочим, замолвил словечко — чтоб Сергею не чинили препятствий при очередном наборе.