Но Архарис словно его не видел, он теперь смотрел только на Калиандру:
— Зачем ты сделала надпись?
— Потому что скотос грядет.
— Кто это тебе сказал?
— Мой отец. Он хотел передать тебе, Архарис, что больше не держит на тебя зла, и ты был прав: тьма грядет. Но грядет не оттуда, где ты ее видел. Вы оба правы, и оба неправы.
Тео не выдержал:
— Мудрейший Архарис! Химера тяжело ранена, она бредит и…
— Ступай к коню, юноша, здесь не твоего ума разговор! Так ты дочь Софариса… — усмехнулся старик. — Присядь. — Архарис щелкнул пальцами — из-за занавески вышла горилла, поставила рядом кресло и бесшумно исчезла. — Значит, Софарис остался верен своим идеям. Я надеюсь, он жив и увлечен небесными науками все-таки больше, чем рождением полукровок?
— Жив. Но стар, немощен и печален.
— Я тоже немощен и печален. Дни мои давно закончились, лишь снадобья Зеномахи дарят новый день, но и она не знает, в какой из дней они окажутся бессильны. Я никогда не держал зла на твоего отца. Буду рад, если он вернется в Атлантиду.
— Он не вернется. Атлантида погибнет до конца года. Может, раньше. И он не верит, что ее можно спасти. А я верю.
Архарис глядел на нее внимательно и спокойно. Калиандра поежилась, а затем тактично вынула из его рук свою шапку и надела. Сразу стало прохладней, и мысли сосредоточились.
— И откуда же грядет скотос? — усмехнулся старик. — От тебя что ли? Пройдут еще тысячи и тысячи лет, пока атланты, забывшие стыд, перемешаются со звериными племенами, цивилизация рухнет перед зверинцем, и придет скотос — так гласит пророчество.
— Тьма придет не с земли, а с неба, — ответила Калиандра. — Отец говорил, наш род спустился когда-то на Землю, спасаясь от небесного гнева богов, но гнев вылетел следом, и когда-нибудь догонит. Отец говорил, разум — это дар богов, но мы им не пользовались, поэтому боги забирают свой дар обратно. Спасутся от безумия лишь те, кто носит шапку, которая делает тебя невидимым для гнева богов. Отец говорил, это красивое и понятное объяснение. Но есть некрасивое и непонятное.
— Расскажи и его.
— Отец говорил, из созвездия Кита летят невидимые песчинки меньше самого мелкого песка, прозрачны как солнечный луч, но каждая весом с гору, и летят быстрее всех ветров. Они так малы, что проходят сквозь любые материи, не раня ничего, кроме материи души. Потому что душа не материя, а лишь расцветает поверх, как мох на камне. И эти песчинки пробивают такие раны в душе, что те не успевают затянуться. И от этих ран наступает безумие — гаснут искры мыслей там, где им положено гореть, и зажигаются вдруг там, где гореть не положено. Есть только одно средство, которое может спасти — это шапка из серебра и войлока. Именно из серебра, именно из войлока, именно этой формы.
— Почему?
— Отец сказал, что так говорит математика, но мудрейший Архарис не поймет объяснений, а прочие атланты и подавно.
Архарис не обиделся.
— Я поговорю об этом с нашими учеными, с Зеномахой и Мнемархоном. Хотя он уже оставил науки и увлекся говорящими птицами… А ты сама понимаешь?
— Немножко. Достаточно, чтобы начертать формулусы и объяснить их суть каждому, кто хочет понять. Но недостаточно, чтобы понять самой. Отец говорит, так у всех, кто обучает наукам других.
Архарис погрузился в размышления.
— Доказать свои слова ты ничем не можешь, — произнес он наконец. — Но это не великая беда. Сила наук не в том, что они спорят и доказывают свою правоту — такое умеет любая базарная торговка. Сила наук в том, что их правоту доказывает жизнь, верно?
— Ты воистину мудрейший, Архарис. — Она склонила голову. — Теперь послушай, как всё это будет доказывать жизнь. На небе станут появляться знаки — радуги и гало, будто солнце обвели циркулем, ночные небесные сияния, зеленые и красные, особенно в местах, где такого никогда не видели. Многие атланты, люди и звери потеряют сон, и станут желать сна в ненужное время. Многие начнут впадать в грусть, но особую — грусть их будет длиться много лун, тяжелая и беспричинная. Звери дикие и домашние всё чаще будут бесноваться и выть, дельфины и киты выбрасываться на берега, птицы летать кругами, а стаи сбиваться с пути. С каждым днем все больше станет вокруг безумцев, которые начнут творить непотребства, носиться с безумными идеями и произносить дичь. И станет понятно, что дичь их от ран в разуме, поскольку не зависит от их прежних заслуг, учености, воспитания и былых добродетелей. И так будет продолжаться все сильней, пока мир не погрязнет в полном безумии и братоубийствах, и тогда придет скотос. Но если заставить атлантов носить серебряные шапки с войлоком, особенно в ночные часы, когда созвездие Кита смотрит на нас, то у тех, что носят шапки, разум сохранится, и это будет заметно. Вот и всё, что я могу рассказать.