Из другого мира: дым крематориев и запах Колымы
Говоря, что исторические катастрофы имеют свою обонятельную сторону, мы вроде бы повторяем общее место. Наше знание о том, что происходило в «эпоху крайностей», складывается прежде всего из фотографий и кинохроник, на которых зафиксированы немыслимые преступления и зверства XX века, но никак не из адских запахов того времени, которые улетучились. И все же они существовали. Все эти чудовищные сцены, встающие перед нашими глазами, пропитаны запахами. Запахи можно ощутить в воспоминаниях преступников и их жертв. Зондеркоманды в немецких концлагерях не только потребляли огромные количества алкоголя, но и обливали себя туалетной водой, чтобы «выдержать акцию». Нечто похожее сообщается о расстрельных отрядах НКВД, которые после казней на полигонах Бутова и Коммунарки снимали резиновые фартуки и опрыскивали себя одеколоном 142. В пропагандистских фильмах об эксгумации польских офицеров в лесу под Катынью, снятых по заказу Геббельса, медицинский и судебно-медицинский персонал носит защитные маски против запаха разложения. В американской кинохронике немцы, осматривающие освобожденные лагеря Берген-Бельзен и Бухенвальд, при виде горы скелетов отводят взгляд, зажимая носы платками. Вздумай кто-то написать продолжение книги Алена Корбена «Дыхание чумы и аромат цветов», у него нашлось бы достаточно материала. Он описал бы запах полей сражений, над которыми проносятся не только стальные грозы, но и облака газа. Запах сожженной земли и братских могил. Запах скученных человеческих тел в товарных вагонах, запах депортации. Запах кострищ, оставшихся от сожженных книг. Запах газа, подведенного в газовые камеры. Запах дыма из труб крематориев. Зловоние, источаемое разложившейся плотью, когда приходят весна и оттепель и в воде плавают оттаявшие трупы. Запах пожарищ в городах, разрушенных бомбардировками. И среди всех преступлений странный элемент нормальной дезодорированной жизни: хвойный запах рождественской елки во время войны; аромат банкетов и театральных премьер в оккупированных городах. Что касается реконструкции обонятельных ландшафтов XX века, то в этом направлении уже сделано несколько шагов. Сошлемся на Ганса Риндисбахера, изучившего воспоминания и свидетельские показания о немецких концлагерях и лагерях смерти, или на очерк Екатерины Жирицкой о запахах советских лагерей 143.
Целостность чувственного восприятия, включая обоняние, заметна уже в начале XX века в зловещих предсказаниях современников. Апологет фашизма Филиппо Томмазо Маринетти пишет в «Футуристическом манифесте» (1909): «Война прекрасна, ибо она объединит в симфонию ружейные выстрелы, канонады, прекращение огня, духи и запахи разложения… Поэты и художники футуризма… помните об этих принципах воинственной эстетики в вашей борьбе за новую поэзию и новую скульптуру!» 144 Восприятие лагерного мира, особенно немецких концлагерей и лагерей смерти, тоже прочно связано со зрительными образами. Это поезда, въезжающие в ворота Освенцима-Биркенау; сторожевые вышки и заборы с проволокой, по которой пропущен электрический ток; геометрическое расположение бараков на чертежах концерна «И. Г. Фарбен» или на аэрофотоснимках, сделанных союзниками; печи крематориев, канцелярии и квартиры охранников. Но в воспоминаниях выживших или тех, кто с ними общался, присутствует и обонятельная сторона: зловоние. Люди жили в условиях такой антисанитарии, которая неизбежно обрекала их на смерть. И то же самое происходило в гетто, где десятки тысяч людей, стиснутых в узком пространстве, умирали от голода, истощения и эпидемий. Систематическое массовое уничтожение людей имело свое обонятельное выражение: запах дыма из труб крематориев. О нем постоянно вспоминают выжившие и те, кто жил вблизи лагерей. Но о нем же откровенно рассказывают и те, кто служил на этих фабриках умерщвления, например комендант Освенцима Рудольф Хёсс в своих автобиографических заметках: «Я был обязан часами вдыхать мерзкий, жуткий запах массовых захоронений при эксгумации и сжигании трупов. По указанию врачей я был также обязан лично наблюдать смерть в глазок газовой камеры. Уже при первых кремациях выяснилось, что проводить их на воздухе не удастся. В плохую погоду или при сильном ветре дым разносился на много километров по округе, и все окрестное население заговорило о кремациях евреев, несмотря на контрпропаганду со стороны партий и местной администраций. Правда, все служащие СС получили строгое указание молчать о том, что происходит. Но позже, во время процесса над СС, оказалось, что участники все-таки проговорились. Даже крупные штрафы не удержали их от болтовни» 145.