Каждое движение оставляло за собой след, эхо самого себя, словно время не могло решить, в каком именно моменте я нахожусь.
Звуки приобрели текстуру, прикосновения стали звучать, а запахи обрели форму.
— Синестезия, — произнесла Эфа, не оборачиваясь. — Смешение чувств. Первый признак шторма.
Её голос отдавался в моей голове пурпурными всполохами, а прикосновение её руки звучало как тихая, настойчивая мелодия.
Мы шли всё дальше, и искажения становились сильнее. Земля под ногами временами теряла стабильность, словно превращаясь в жидкость, а через мгновение становилась твёрдой, как алмаз. Камни вдоль тропы стали геометрически правильными — идеальные сферы, кубы, пирамиды, медленно вращающиеся в воздухе.
— Что… здесь… происходит? — каждое слово давалось с трудом, словно воздух стал густым.
— Шторм усиливается, — ответила Эфа. — Здесь эмоции кристаллизуются в форму, а форма распадается на эмоциональные потоки.
И действительно, я видел, как воздух приобретает цвет и текстуру, формируя волны эмоций — красные и оранжевые вспышки гнева, синие и фиолетовые витки печали, золотистые и белые всполохи радости. Эти волны проходили сквозь нас, и с каждой я чувствовал резкий эмоциональный отклик — вспышку ярости, укол скорби, прилив счастья.
Эфа держала меня за руку, золотая нить между нами пульсировала, и это была единственная стабильная вещь в нарастающем хаосе. Её присутствие заземляло, не позволяя потеряться в водовороте чувств.
Мы миновали плавающие фрагменты воспоминаний — не только моих, но и чужих. Я видел обрывки разговоров, улыбки незнакомых людей, осколки смеха и слёз. Словно душевный мир сотен существ разбился на куски и теперь кружил в вихре шторма.
Время начало вести себя странно. Иногда оно растягивалось, и миг длился вечность. Иногда сжималось, и целые минуты проходили в мгновение ока.
Вр е м я раст я г и в а ется…
Про с тра нство сжимается…
Я заметил, что вижу несколько версий Эфы одновременно — словно её образ расслоился. Одна смотрела вперёд, сосредоточенная и напряжённая. Другая оглядывалась на меня с беспокойством. Третья… третья смотрела куда-то в сторону с выражением странного ожидания.
— Что ты видишь? — спросила она, и все три версии шевельнули губами одновременно.
— Тебя, — ответил я. — Несколько версий тебя.
Её лицо на мгновение исказилось, словно от боли.
— Шторм показывает многие истины сразу, — её голос звучал странно отстранённо. — Некоторые из них… противоречат друг другу.
Мы поднялись на небольшой холм, и отсюда открылся вид на всю область шторма. Она простиралась до горизонта, переливаясь всеми цветами эмоционального спектра. И где-то в центре, в самой точке наибольшего искажения, виднелись размытые очертания прохода — двери в следующий слой.
— Там, — указала Эфа, и золотая нить между нами натянулась. — Наша цель.
Я почувствовал её напряжение, странное колебание в её эмоциональном поле.
— Ты в порядке? — спросил я, вглядываясь в её лицо.
— Я… — она замешкалась, и это была не её обычная выверенная пауза. Это было настоящее замешательство. — Я не единственная, кто направляет твой путь.
Эти слова удивили меня своей неожиданной откровенностью. Я ждал уклончивого ответа, маневра, а получил… правду?
— Что ты имеешь в виду?
Эфа продолжала смотреть вперёд, на центр шторма.
— Существует договорённость между аспектами, — произнесла она медленно, словно тщательно выбирая слова. — Клара показывает факты. Я — эмоции. А третья…
Она вдруг запнулась, словно натолкнувшись на невидимую стену. Её глаза расширились, рот открылся, но не произнёс ни звука. На мгновение я увидел в них настоящий страх.
— Третья? — осторожно спросил я.
— Неважно, — Эфа покачала головой, возвращаясь к своему обычному состоянию. Но что-то в её взгляде изменилось — появилась напряжённость, настороженность. — Нам нужно идти. Шторм усиливается.
И действительно, вихри цветов и эмоций вокруг нас стали более интенсивными, хаотичными. Земля под ногами задрожала, и я почувствовал, как схожу на нет тот крошечный момент честности, проблеск настоящей Эфы.
Мы начали спускаться с холма в эпицентр шторма, и с каждым шагом реальность становилась всё более хрупкой. Рядом материализовались осколки моих собственных воспоминаний — я видел дом, в котором жил с Джейми, его детскую комнату, первый день в школе. Эти образы парили вокруг, то приближаясь, то отдаляясь, создавая калейдоскоп прошлого.
И тут, среди всех этих воспоминаний, возникло то, чего я не помнил. Джейми, немного старше, чем был на момент исчезновения, смотрит на меня с выражением глубокой печали.