— Здравствуйте! — сказал Скоков, кашлянув в кулак.
Ковбой — он был в одних джинсах, державшихся на подтяжках, и черной фетровой шляпе — вскинул голову, на удивление легко поднялся и по-гусарски щелкнул босыми пятками.
— Григорий Блонский. А вы, если не ошибаюсь, Семен Тимофеевич Скоков. Верно?
— Верно.
— Присаживайтесь, Семен Тимофеевич. Вот самовар, вот чай… Через пару минут я к вашим услугам.
Скоков отпустил Решетова, прошел к столу и сел на табуретку.
Осторожно сел, ибо всего в каких-нибудь двадцати-тридцати сантиметрах от него пружинисто покачивались груди-дыни.
Девица резким движением головы откинула свалившиеся на лоб волосы, посмотрела на Скокова. Заинтересованно посмотрела, изучающе, как доктор на впервые появившегося в его кабинете пациента.
— Екатерина Матвеевна.
— Бывшая учительница литературы, а ныне — девушка по вызову, — бесстрастно добавил Гриша.
— Почему бывшая? — возразила Екатерина Матвеевна. — Я и сегодня преподаю.
— Простите, что?
— Сексологию.
— А с литературой завязали?
— Маленькая забастовочка: зарплату четвертый месяц не выдают.
— Пика, — сказал Гриша. Они играли в преферанс с болваном.
— Трефа.
— Здесь.
— Бубна.
— Знаете, на что мы играем? — спросил Гриша Скокова.
— Понятия не имею.
— Я хочу, чтобы она преподавала не сексологию, а литературу.
— Врет он все, — улыбнулась Екатерина Матвеевна. — Просто ему понравилось спать со мной. Семь пик!
— Здесь.
— Играй.
Гриша открыл прикуп… Семерка и туз. Масть — пиковая.
— Девять пик.
— Деньги к деньгам идут, — вздохнула Екатерина Матвеевна. — Закрылся?
— И тебя, дочка, закрыл. — Гриша взял ручку, быстро произвел подсчет и торжественно объявил: — Катенька, ты проиграла мне тысячу и одну ночь! А тысяча и одна ночь — это почти три года. Так что, три года ты не имеешь права мне изменять.
— В таком случае все эти три года ты должен меня содержать.
— Кто ж откажется содержать учительницу литературы! — Гриша хлопнул себя ладонью по широкой груди. — А пока… как договорились: раздевайся и — в парилку. Чтобы была чистой, как девственница!
— За это надо выпить!
— Выпьем. — Гриша разлил по стаканам коньяк. — За литературу, подруга!
— За любовь! — Екатерина Матвеевна лукаво подмигнула Скокову, медленными глоточками осушила свой стаканчик, затихла и… Сидела она в джинсах, а встала — голая, прошлась вдоль стола, слегка покачивая бедрами и, распахнув дверь в парную, скрылась, растаяла. Звенел где-то под потолком лишь ее бархатный голосочек:
— Девки, любите меня! Все! Хором!
Гриша хотел было подняться, но Скоков удержал его.
— Не надо. Она специально тебя заводит.
— Вы что, думаете, она мне нравится? — опешил Гриша.
— Думаю, что да.
— Ошибаетесь. Я таким образом искореняю проституцию.
— Блажен, кто верует, — усмехнулся Скоков.
— Я верю.
— А как быть с теми проститутками, которые в шахматы играют?
— Ими пусть Каспаров занимается.
Скоков улыбнулся. Ему нравился этот занозистый парень, и он не скрывал этого.
— Гриша, у тебя, наверное, было очень трудное детство?
— Очень! Я с утра пел: «Взвейтесь кострами синие ночи, мы, пионеры, дети рабочих…» А я — дворянин!
— Несмотря на это я задам тебе несколько вопросов… Слепнев… Что он из себя представляет?
— Я его биографию не изучал.
— Гриша, я повторю то, что уже говорил твоей жене и твоему другу Решетову: если я это дело не раскручу, то на Петровке подставят вас — тебя или твою жену. Устраивает такой вариант?
— Нет.
— Тогда давай без выкрутасов.
— Хорошо. Только я не так уж много знаю, как вы думаете.
— Что я думаю, я скажу тебе в конце разговора.
Гриша скептически хмыкнул и уставился в пол.
— Слепнев — профессиональный катала. Появился он на горизонте около года назад и начал стабильно и планомерно обувать всех подряд — кто под руку попадется. Дошла очередь и до меня. Мы столкнулись с ним в одном грязном катране, куда авторитеты обычно не заглядывают. Меня это насторожило. Впрочем, не только меня — многих, ведь у нас как, авторитеты катают с авторитетами, гусары — гонщики, майданщики работают в ресторанах, поездах дальнего следования, на вокзалах, скверах… А этот — с кем попало и где попало.
Ну ладно, сели мы с ним за стол. Сперва тянули поровну, но потом он стал постепенно перетягивать. В чем дело, думаю, ведь играем-то честно…