Климов и Таня появились минут через десять. Ягунин быстренько загрузил их сумки в багажник, и они помчались в аэропорт.
— Извини, Глеб Иванович, — сказал Климов. — Тойота задержал.
— Вы поладили?
— Они поладили, — ответила Таня. — Они вчера вечером так напились, что господин Климов еле до номера добрался.
— Ничего не поделаешь — служба! — Ягунин подмигнул сидевшему рядом с ним Климову. — Хочешь похмелиться?
— Неплохо бы.
— В бардачке.
Климов достал плоскую бутылочку коньяка, сделал два глотка, задумался.
— Можешь с собой взять, — сказал Ягунин. — И кассеты забери.
— Спасибо, — поблагодарил Климов. — Насчет убиенного ничего не выяснил?
— Выяснил. Слепнев настолько всем осточертел, что братва решила убрать его с пробега.
— За что?
— Он в течение года регулярно их в картишки наказывал. Крупно.
«Сами они на убийство не пошли — себе дороже, — подумал Климов. — Поэтому сделали заказ, и если заказ попал к Тойоте… Тогда все сходится».
— Стоящая информация? — спросил Ягунин.
— Мне кажется, что твой информатор чего-то недоговаривает, — помолчав, сказал Климов. — Ты его хорошо знаешь?
— Я завербовал его здесь, в Сочи, лет десять назад, потом он перебрался в Москву, и наша с ним связь прервалась, но мы иногда встречаемся…
— Что его на сей раз привело в Сочи?
— Он всегда в это время отдыхает.
Ответ прозвучал неубедительно, и Климов понял, что Ягунин не желает продолжать разговор при свидетелях, поэтому, сделав еще один глоток коньяка, откинулся на спинку сиденья и задремал.
Аэропорт напоминал потревоженный муравейник. Улетали и прилетали самолеты, суетились пассажиры, взад-вперед сновали носильщики. Климов попросил Таню зарегистрировать билеты и, когда она отошла, тихо сказал:
— Я слушаю, Глеб Иванович.
— Неделю назад мой информатор и еще двое гонщиков взяли во Внукове лоха: он был с воздухом, и они решили его обуть. Но все вышло наоборот: лох их обул.
— Крепко?
— На сорок шесть лимонов.
— Прилично! А лох свалил?
— Ребята хотели его придержать, но тот сунул им под ребра ствол и смылся.
— Найти пытались?
— До сих пор ищут. — Ягунин вытащил из кармана сложенный вчетверо лист бумаги, развернул и протянул Климову. — Взгляни.
Портрет был выполнен в карандаше и на первый взгляд впечатления не производил: простое, открытое лицо молодого парня с едва уловимой надменной усмешечкой в слегка раскосых монгольских глазах. Но чем дольше Климов всматривался в эти раскосые глаза, тем больше они его притягивали. Это был взгляд человека, пораженного каким-то странным недугом…
— Это и есть лох? — спросил Климов, не скрывая своей заинтересованности.
— Собственной персоной.
— А кто его срисовал?
— Информатор. Он художественное училище закончил… имени девятьсот пятого года. Так что за точность воспроизведения не волнуйся — один к одному.
— Мне почему-то кажется, что я его где-то видел…
— И мне так показалось, — кивнул Ягунин. — А знаешь, почему? Он похож на Слепнева.
— Верно! — Климов удивленно вскинул брови. — Мистика какая-то! Чертовщина!
— Ты в этой чертовщине обязан разобраться.
— Каким образом?
— Тебе виднее.
— Я подумаю, — сказал Климов, пряча рисунок во внутренний карман пиджака. — Торг уместен?
— Уместен.
— Пусть «птаха» мне позвонит. — Климов протянул Ягунину визитку. — После десяти вечера я, как правило, всегда дома.
— Он позвонит, — заверил Ягунин. — Я скажу, что это в его интересах.
— Тогда вспомни, как его зовут.
— Алексей Васильевич Тюбиков. Кличка — Таксист.
В это время щелкнул динамик, и приятный женский голос, — таким голосом обычно вещают об интимной стороне жизни великих мира сего, — известил пассажиров, что начинается посадка на рейс номер триста четыре, следующий по маршруту Адлер — Москва.
— Наговорились? — спросила подошедшая Таня.
— Даже успели по сто грамм выпить, — пошутил Ягунин. — Всех благ вам и… легкого воздуха!
— Спасибо. — Климов крепко пожал ему руку. — Будешь в Москве — заходи! — И зашагал к выходу на перрон, мгновенно переместившись в иное пространство — московское, думая о Смородкине — что он там без него натворил, и как начать завтрашний день — с визита к начальству или Скокову.