— Ну, допустим, он петух голландский, — неожиданно подал голос до сих пор молчавший Климов. — Что мы с этого будем иметь? Ровным счетом — ничего. Поймите, нас интересует не сам Слепнев, а игра, которая развернулась вокруг него. И игра очень интересная. Смотрите… Слепнева приговорили к смерти на сходняке, и я думаю, решающим словом было слово Тойоты. Далее. Тойота знал о ссоре между Скал оном и Ракитиной, знал и о связи Ракитиной со Слепневым и обставил дело так, что убитого повесили на Скалона — его, мол, заказ. Убедившись, что мы в эту версию поверили, Тойота решил добить нас — доказать самому себе, что мы — полные идиоты. И подбрасывает нам труп старика Блонского — опять, мол, работа Скалона. И мы снова купились… Я правильно рассуждаю, Семен Тимофеевич?
Скоков поежился под пристальным взглядом своего ученика, но, как это ни горько ему было, пилюлю проглотил. Сказал:
— Грешен, ребята, я действительно подозревал Скалона — думал, свидетелей убирает.
— Мы все так думали, — мрачно процедил Смородкин. — А виноват в этом Гришка Блонский. Это он заявил: «Я и без вас Быку яйца вырежу!»
— Я его, между прочим, в Дагомысе встретил, — сказал Климов.
— Он тебя не узнал? — спросил Скоков.
— Как он меня мог узнать, если мы с ним не знакомы? А вот я его, по фотографиям из дела, моментально опознал. Нахальный парень!
— Чем он там занимался?
— Бизнесом. Интересовался в киосках Роспечати, не поступили ли в продажу игральные карты, которые он заказал специально для города Сочи.
— Странно. — Скоков придвинул к себе перекидной настольный календарь, перевернул несколько листков, и лицо его приняло крайне озадаченное выражение. — Ты не мог ошибиться? Это действительно был он?
— А почему вы сомневаетесь? — в свою очередь озадачился Климов.
— А потому, что сегодня похороны его отца, и по моим сведениям он… Он просто не мог там быть, Костя. Ты ошибся.
— Извините, Семен Тимофеевич, у меня есть доказательства… Мы встретились у киоска Роспечати, а рядом с киоском работал фотограф… «Я Татьяне возьми да в шутку скажи»: Сфотографируйся с этим парнем. А она… — Климов на секунду замялся. — В общем, у меня с ней произошел небольшой скандальчик, я ей сделал строгое внушение, и она после этого внушения восприняла мою просьбу, как правительственный приказ.
— А она-то его узнала?
— В первый момент — нет: не привыкла еще рассматривать людей как объект для наблюдения, поэтому сыграла превосходно. Можно, говорит, с вами фото сделать? А он: «Зачем?» А чтобы, отвечает, мой дурак знал, что я не такая уж дура. А Гриша, значит, сразу клеиться начал: «А твой дурак мне рожу не набьет?» В общем, фото вышло на славу: петух да цесароч-ка — прекрасная парочка!
Климов, забыв про утренний нагоняй, рассказывал весело, в лицах, поэтому рассмешил всех до слез. Расхохотался даже Смородкин, решивший было после разговора с начальством окончательно и бесповоротно покинуть ряды доблестной милиции. Но все сразу притихли, когда Климов поставил дипломат на колени, раскрыл и выбросил на стол пачку фотографий — Татьяна под руку с Гришей Блонским и он, Климов, с Тойотой. Да в таких позах! И в обнимку, и пиво пьют, и закусывают, и друг друга по плечам хлопают, будто сто лет не виделись! А на последней фотографии еще и надпись, коротенькая, незатейливая, но если вдуматься… «Косте Климову на память о нашей встрече в Дагомысе. 2.9.1997 г.» И размашистая подпись — «Тойота».
— Костя, да ты ж, блядь, в люди выбился! — выкатив от восторга глаза, заорал Смородкин. — Да мы ж теперь им кузькину мать покажем!
— Кому «им»? — спросил Родин.
— Всем! — Смородкин вдруг посерьезнел. — Костя, я парочку возьму… Вот эту, где ты с ним пиво пьешь, и с надписью… Хорошо?
— А что ты с ними будешь делать?
— Вот эту, с надписью, я покажу старому пердуну генералу Панкратову, который нам сегодня лекцию читал о долге и бдительности, и при этом скажу так: «Дорогой Василий Федорович, мы фамилию Слепнева специально в конспирации держали и держим, а вы всю нашу с Климовым работу — псу под хвост! Да разве так можно? Кто на нас стукнул?» Вот здесь он, старая калоша, и расколется! — Смородкин, торжествуя скорую победу, огладил себя ладонью по груди. — А вот этот снимочек, где Костя, значит, пиво со своим другом пьет, я покажу Можейко, при этом выпью с ним грамм по сто пятьдесят и на всю прокуратуру начну рыдать: «Витенька, како-ого друга мы с тобой потеряли?.. Витенька, а нас не посадют, ведь мы с ним дружили?»