— Деньги он тебе вернул? — спросил Климов.
— Вернул. Но выставил условие… Спросил, каким образом я передаю деньги Щупакову — лично или кладу на счет в банке. Я сказал, что кладу на счет. А он… — Тюбиков витиевато выругался, — значит, мне и говорит: «Ну, тогда рули в банк. Положим вместе. А то ты опять их по дороге проиграешь».
В глазах Климова вспыхнули недоверчивые огоньки.
— И вы поехали?
— Поехали, — кивнул Тюбиков. — И положили.
— На предъявителя?
— Да.
— В какой банк?
— «Лира».
«Что-то здесь не сходится, — подумал Климов. — Толя Щу-паков хоть и мудрый змей, но на сорок шесть лимонов не тянет. Красная цена ему в базарный день — три, ну от силы четыре лимона в месяц, значит, значит… Значит, Тюбиков проиграл общаковские бабки — был вор в законе, а теперь мудак в загоне!»
— Ну и чего ты от меня хочешь?
— Константин Иванович, я подумал, что лох — ваш человек. — Тюбиков тяжело вздохнул. — Ваш?
«Во где собака зарыта! От братвы Тюбиков отмазался — вернул деньги в общак, а вот как отмазаться от лоха, не знает, поэтому и приплелся ко мне. А у меня выбор небольшой… Если я скажу, что лох — наш человек, то эта гнида упадет на колени, признается во всех грехах смертных, но… общак не выдаст. Скажет: «Начальник, я такого слова даже не знаю». Значит, этот вариант исключается…»
— Ошибся ты, Алексей Васильевич. Мастера сыска у нас есть, а вот игроков, которые могли бы с внуковскими гонщиками поспорить, еще не водилось. И не водится.
— Значит, он залетный…
— Залетный, — подтвердил Климов. — А ты его на общак навел! У тебя голова на плечах или кочан капусты? Чем ты думал? Ведь ты же себе смертный приговор подписал!
— До приговора далеко, — зло выдохнул сигаретный дым Тюбиков. — Что у нас общак, знают все: и блатные, и менты, а вот взять его… — Он сложил пальцы в кулак и показал кукиш. — Никому не удастся!
— Зачем же тогда лох с тобой до банка мотался?
Тюбиков пожал плечами.
— Если он из другой группировки и если они что-то задумали, то это война — отстрел авторитетов начнется. И чем все это кончится, одному Богу известно.
Климов встал из-за стола, прошелся по комнате.
— Ты женат?
— Трое детей.
— А какого черта в эту свару полез? Ты же битый пес, а карты раскинул…
Тюбиков погасил сигарету, достал новую.
— Не за то отец сына бил, что в карты играл, а за то, что отыгрывался. Вот и отыгрался…
— А что он тебе напоследок сказал?
— Лох-то?
— Да.
— Пообещал геенну огненную, сказал: не можете жить по-человечески, будете в аду на сковородке жариться — голодные и раздетые.
— Так и сказал?
— Так и сказал.
«Непохоже, что этот парень человек Денисова, — подумал Климов. — Так менты не выражаются».
— Алексей Васильевич, ты же художник, можешь по жестам, говору определить профессию человека. Вспомни его еще разок — любимые словечки, манеру поведения…
— Я его уже и так крутил и эдак, только на попа не ставил, — признался Тюбиков. — На мента он не тянет — жаргон не тот, подход к человеку другой…
— Как это понять?
— Вы, менты, народ подозрительный, норовите сразу за хобот взять, за яблочко пощупать, а этот… Язычок у него бойкий, но к человеку подход имеет, с уважением относится… На интеллигента тоже не тянет — слишком манерный, фальшь проскальзывает… Игрок? Может быть. Но игрок-то ведь не профессия — хобби. — Тюбиков неожиданно улыбнулся. — Для себя я его, правда, определил — устрица! Но мы же ведь не французы, такую гадость не перевариваем.
— Не перевариваем, — согласился Климов. — И какой же выход?
— Выход один, — твердо проговорил Тюбиков. — Расколоть эту сволочь, иначе ни сна, ни покоя!
«Ишь ты какой бойкий!»