— А существует возможность пролететь? — вопрос задал молочный магнат Степан Архипович Ящиков, мужик вредный, занозистый и дотошный.
— Маленькая, но есть.
— А что можно сделать, чтобы эту возможность исключить?
— Принять вызов.
— Разборка?
— И большая. Банк в данный момент охраняют спецназовцы, люди государственные.
— А какая разница? — подал голос Спрут. — Когда Беня Крик брал магазин на Малой Арнаутской, он знал, что сторож работает в милиции.
— Мы тоже можем рискнуть, — помолчав, сказал Тойота. — Решайте. Это ваше право.
За столом поднялся маленький переполох, и во время этого переполоха, в момент, когда Ящик, видимо, забуревший от своего молока, вынес вопрос на голосование, в кармане Тойоты тревожно запищал сотовый.
— Я слушаю, — сказал он, незаметно вытащив аппарат.
— Добрый вечер! Вячеслав Иванович! Климов беспокоит. Узнаешь?
— Чем обязан? — спросил Тойота, пытаясь вспомнить, давал оперу свой номер телефона или нет. «Впрочем, какая разница, — подумал он, — при его возможностях вычислить меня — раз плюнуть».
— Я твой должник, Вячеслав Иванович, а долг платежом красен. Выйди на пару минут, серьезный разговор к тебе имею.
— А ты далеко?
— В ста метрах от ресторана. На стоянке автомашин, бежевый «жигуль», — пояснил Климов и, видя, что Тойота колеблется, добавил: — Возьми охрану, если опасаешься.
— Хорошо. — Тойота спрятал сотовый в карман и встал. — Голосуйте, я пока освежусь.
Климов, увидев Тойоту, распахнул дверцу, жестом предложил занять место рядом. Тойота еще раз внимательно осмотрелся. Площадь пустынна и тиха, стоянку контролируют люди Спрута, вооруженные автоматами, машину Климова и его команду, которая состояла из пяти молодцов, взяли в полукольцо его охранники — не вырвешься.
— Я слушаю, — сказал Тойота, заняв место рядом с водителем.
— Можейко ты заказал?
— Не задавай вопросы, на которые я не могу ответить. — Тойота сканером ощупал салон и, убедившись, что его не записывают, закурил, заметно нервничая. — Мои люди у тебя?
— Кого ты имеешь в виду?
— Сам прекрасно знаешь.
— Допустим.
— За что вы их взяли?
— Чистим свои ряды от шкурников и предателей.
— А второго?
— Коростылева что ль?
— Да, — кивнул Тойота.
— До кучи, — хмыкнул Климов. — Чтобы не якшался с кем попало.
— И куда ты их запрятал?
— Обижаешь, Вячеслав Иванович! Я — честный мент, имя свое позорить не буду.
— А чего приперся?
— Я же сказал: должок отдать. Жизнь тебе, дураку, спасти!
— От кого?
— От кары небесной.
Тойота аккуратно стряхнул пепел в пепельницу.
— У тебя осталась минута.
— Пятьдесят пять секунд, — ответил Климов, взглянув на часы. — Давай помолчим.
— Ты меня за этим сюда и пригласил? — обеспокоенно спросил Тойота.
— А чего зря трепаться, мы с тобой без слов понимаем друг друга.
— Умных людей любишь?
— Обожаю. — Климов щелкнул средним пальцем по циферблату, вздохнул и перекрестился. — Да простит меня Бог!
— Ты что, верующий?
Ответить Климов не успел. Черноту ночи взрезала ослепительная красно-белая вспышка, небо раскололось, и Тойота, словно в страшном, кошмарном сне, увидел, что крыша ресторана, в котором он только что сидел, медленно приподнялась, рассыпалась на части — балки, кирпичи, стальные перекрытия, и осела, подняв такой грохот, что он от ужаса закрыл глаза.
Точно такой же ужас испытали и охранники Тойоты во главе с дядькой Черномором, а когда очухались, то было поздно: руки в наручниках, сидят в машинах.
— Поехали! — скомандовал Волынский. Он нырнул в «жигуль» Климова, на заднее сиденье, и упер ствол пистолета в спинку кресла, на котором сидел Тойота. — Дернешься — пристрелю!
Бархатный сезон… Так называют на юге последние дни лета и начинающейся осени. Солнце уже светит не очень — не сгоришь, но лучи его, теплые и мягкие, как руки женщины, действуют разлагающе — впадаешь в дремоту, тянет в сон.
Заснул под шелест волн и Скоков. Вернее, даже не заснул, а впал в блаженство, ибо впервые за много месяцев напряженной работы почувствовал себя абсолютно свободным человеком — созерцателем, у которого все проблемы решены, а если и не решены, то отодвинуты на неопределенное время.