— Понятно, — сказал Скоков. — Вы в курсе событий?
— Со слов Маши.
— И что вы по этому поводу думаете?
— Думаю, что это недоразумение. В момент убийства Гриша был у меня — это могут и девочки подтвердить, Маша — на работе. Она мне звонила.
— А покойного вы хорошо знали?
— Слышал много, но ни разу не видел.
— А с Машей давно знакомы?
— Давно.
— Расскажите, где, когда и при каких обстоятельствах вы с ней встретились.
— В Омске. На гастролях. Я тогда работал у Быка.
— У кого?!
— Извините. У Скалона. Бык — это кличка. Так мы его прозвали за характер: что задумает, расшибется, но сделает.
— Скалон играл в карты?
Не ожидавший подвоха Решетов ответил утвердительно. Затем подумал и, усмехнувшись, добавил:
— Но никогда не зарывался.
— По маленькой играл?
— Да, в свое удовольствие.
— Понятно, — сказал Скоков. — А теперь, Вадим, постарайся вспомнить фамилии людей, с которыми Скалон играл в карты.
— Меня к столу не приглашали — в людской обедал, на кухне. — Решетов нервно покрутил державшуюся на одной нитке пуговицу и, подумав, оторвал ее и спрятал в карман. — А вот как помочь вам — знаю.
— Ты не мне поможешь — своим друзьям.
— Но у меня условие, — сказал Решетов, не обратив на реплику Скокова абсолютно никакого внимания.
— Выкладывай.
— Я назову вам фамилию человека, который довольно часто играл с Быком и который прекрасно знает круг его знакомых, если вы дадите мне слово…
— Даю, — прервал его Скоков, мгновенно сообразивший, чего желает Решетов. — Я тебя не видел и ничего не слышал.
— Я верю вам, — сказал Решетов и, помолчав, коротко выбросил: — Илья Григорьевич Блонский.
— Это… отец Гриши?!
— Да.
— Ну и семейка! — Скоков достал сигарету и долго мял ее, не скрывая, что услышанное явилось для него полной неожиданностью — выстрелом над ухом, который моментально вызвал массу вопросов, требующих незамедлительных ответов.
Решетов угадал его состояние и, явно любуясь произведенным эффектом, спросил:
— Удивлены?
— Есть немного. — Скоков выбросил измочаленную сигарету, достал новую и, прикурив, сказал: — Вадим, одну карту я уже знаю — тройка, но чтобы выиграть — помочь твоим друзьям, я должен знать и остальные…
Решетов расхохотался.
— Семерка, туз… Об этом еще Александр Сергеевич на весь мир растрезвонил!
— Германн схватил даму и проиграл. Я проиграть не имею права. Не имею! — повторил Скоков. — В моей игре ставка — жизнь!
— Вас интересует старик Блонский?
— Да.
— История эта длинная, так что пройдемте в дом. — Решетов поднялся на крыльцо и распахнул дверь. — Прошу!
Скоков двинулся было вслед за хозяином, но вдруг, словно что-то вспомнив, остановился и задумчиво посмотрел в сторону баньки, контуры которой едва пробивались сквозь зелень листвы.
— Ты его предупредил о моем приезде?
— Конечно.
— И несмотря на это он продолжает пить… Почему?
— Час назад этот же вопрос задал ему я…
— И что он тебе ответил?
— При общении с ментами надо быть естественным, как животное, иначе они тебя заподозрят в том, что ты и сроду не вытворял.
«Фраза, — подумал Скоков. — Красивая фраза. А что за ней? Наверное, этот сукин сын сотворил такое, что ему и трезветь не хочется».
Журналисты частенько пишут: потомственный сталевар, потомственный рыбак, хирург… отдавая таким образом дань уважения человеку, который, с детства впитав и постигнув все премудрости отцовской науки, достойно и профессионально занимается своим делом, но они сразу же начинают чесать затылок, когда речь заходит о сыне… допустим, артиста. Здесь им на ум приходит только одно: по блату устроили. Ну, а уж если услышат: потомственный игрок… В этом случае они издают звук, похожий на мычание, или вообще немеют, не зная, каким образом прокомментировать данное словосочетание.
Гриша Блонский был потомственный игрок — шесть поколений играли до деда, играл дед, отец. Играли азартно, презрев царские запретные указы, невзирая на чины и занимаемые должности. По воспоминаниям, дед Ильи Григорьевича Блонского помог Коле Некрасову (да-да, уважаемый читатель, тому самому, который писал: «Вчера, в воскресный день, зашел я на Сенную, там били женщину кнутом, крестьянку молодую…») проиграть в карты «Современник», и последний пустился в бега — смотался за границу, долго бедствовал (на стихи и поэмы не проживешь), но к сорока годам отыгрался и стал одним из богатейших людей России — купил имение с померанцевыми рощами, выписал из Англии собак и ружья, увел чужую красавицу-жену, посадил «на вексель» самого министра финансов господина Абаза.