Присмотревшись, он заметил, что дверь приоткрыта, и легонько толкнул ее от себя. Синий дерматин, становясь все темнее и темнее, уплыл в глубь прихожей.
— Извините, можно видеть хозяев? — попросил Павел полумрак.
Квартира ничего не ответила. Полумрак издавал какие-то странные звуки. Он шевелился неуклюжим живым существом, покряхтывал, постанывал, поскрипывал, но никак не мог собраться с духом и хоть что-то сказать гостю.
— Здесь есть кто-нибудь? — чуть громче спросил Павел и потянулся за ответом левым ухом.
Полумрак затих и со всего размаху врезал Павлу по щеке.
— Твою мать! — отпрыгнул он в глубь лестничной площадки, прижал к скуле вырванную из кармана горячую ладонь и только тогда заметил упавшую на бетон площадки кроссовку с черной каменюкой подошвы.
Ярость и удивление, смешавшись в душе Павла, за секунду завершили свою работу. Ярость, чуть ослабев, все-таки победила и бросила его в глубь полумрака. Он нырнул в прихожую, как в грязную холодную воду, проскочил ее и, попав в чуть менее сумрачную кухню, сразу вжался в стенку. Мимо лица пролетела вторая кроссовка.
Бросившая ее невысокая полная женщина тут же метнулась к висящей над столиком сковороде, но такой же плотный невысокий мужичок с растрепанными волосами на малиновой голове перехватил ее руку и со стоном стал заворачивать ее женщине за спину. Она тоже со стоном сопротивлялась этому и по-лошадиному лягала нападавшего. Почему все это делается без слов, Павел не мог понять. Ярость понемногу улеглась, и, вспомнив, что он все-таки милиционер, Павел подошел к борцовской парочке и властно прокричал:
— Прекратите драку!
— Что? — повернул к нему пустые глаза распаренный мужичок, и тут женщина, ставшая на время лошадью, умудрилась точно впечатать свою пятку-копыто ему в пах.
— А-а! — взвыл мужичок и подсечкой резко, натренированно сбил даму на пол.
Она успела на лету вцепиться в его рубашку, видимо превратившись из лошади в пантеру, и они вдвоем погребли под своими потными распаренными телами Павла.
— Да вы… да я… да вы… — заработал ногами и руками Павел, точно пловец, выныривающий с чудовищной глубины.
Женщина, перепутав его руку с рукой мужичка, цапнула ее своими крокодильими зубами, и Павел, взвыв, перестал выкарабкиваться из-под тел, а разорвал их над собой, пнул мужичка к обеденному столу, и тот, откатившись к нему и ударившись затылком о квадратную ножку, сразу стал вскарабкиваться по этой ножке вверх. Он все так же ничего не говорил, а только стонал.
— В чем дело?! Что у вас происходит?! — все-таки сбросив с себя женщину, сел на пол напротив нее Павел и водил мутным взглядом по двум фигурам.
— Ты… кто? — подала голос дама.
Платье на ее груди было разорвано напрочь, и то, что должен прикрывать лифчик, во всей монументальной пудовой красе раскачивалось под ее мерное дыхание в полуметре от Павла. Полумрак и близорукость мешали ему получше разглядеть кусочек бесплатного стриптиза.
— Застегнитесь, — потребовал он.
— И не… и не подумаю, — так и не сумев одолеть одышку, уверенно ответила она. — Это вещественное доказательство.
— Чего… доказательство?
— Что ты, козел, пытался меня того…
— Чего того?
— Ну, этого… Изнасиловать!
— Я-а?! — удивление заставило Павла по-рачьи отползти от женщины на метр.
— A-а… а-а… — ожил справа мужичок и вдруг зашелся в истеричном хохоте: — А-а-га-га-га-га!..
— Вы это… чего? — уже ничего не мог понять Павел.
Мужичок в смехе бился затылком о ножку стола, которую он так и не одолел, и не скрывал слез, которые даже в полумраке кухни были заметны на его раскаленных щеках. Павел вскочил с пола, нашел глазами выключатель, щелкнул им и, сощурившись от света, снова посмотрел на щекатое лицо мужичка. Никаких слез на нем не было. Слезы всего лишь померещились. Но все остальное — женщина с дынями грудей, разгромленная кухня с осколками фарфора и стекла на полу, изнемогающий в смехе мужичок, — как ни хотелось верить в их нереальность, существовали на самом деле.
— Я… я… я — капитан милиции, — вырвал из кармана куртки удостоверение Павел.
— Ты пытался меня изнасиловать, — упрямо повторила женщина и презрительно посмотрела на удостоверение. — Ты, гад, взломал дверь и ворвался в мою квартиру.
— Это я тебя, дуру, за решетку посажу! — заорал Павел, который только теперь ощутил зубную боль. — За сопротивление стражу порядка! Я тебя…