— А что, не видно разве? — ответил за Андрея Игорек. — В магазине — размазня. А у него плотненькая, вкусненькая…
— Сам делал? — не сдержал удивления Санька.
— А чего тут такого! Купил филе, солькой да сахаром тщательно обмазал, в ткань завернул — и в холодильник. Через сутки готово!
Андрей, закончив рассказ, положил Саньке на кусок батона сразу два ломтя семги и первым поднял пластиковый стакан с коньяком.
— Поехали, волки! Помянем Вовку…
— Э-э, так не пойдет! — не согласился Роберт. — Это третий тост. А сейчас надо за знакомство выпить. Ты же к нам на по-стоянку прописываешься? — повернулся он к Саньке.
— Не знаю.
— А я знаю!
— Опять первоапрельская шутка? — огрызнулся Андрей.
— Да ну тебя!
Роберт первым выпил свою долю. За ним молча последовали остальные. Никаких тостов о знакомстве так и не последовало. Санька не без напряжения выглотал стакан жгучей светло-коричневой жидкости. Он давно не пил, и коньячные градусы, словно почувствовав это, как-то резко, кувалдой со всего размаху ударили Саньку по голове. Она обиженно загудела и вдруг стала совсем пустой. Коньяк выпотрошил ее и пошел огнем разливаться по телу.
— Ты рубай, не стесняйся, — толкнул его в бок Андрей. — У нас все по-простому. Каждый вечер по очереди кто-то один готовит стол. Коньяк — обязательное условие. Остальное — по фантазии. А если тебя наша хаза удивила, то плюнь. Мы с первого дня решили на мебеля не тратиться. Копим на квартиры. Чтоб сразу купить. У нас же только Вовка москвичом был, а мы все, считай, лимитчики…
— Не оскорбляй, Андрюха! — громко отрыгнул Роберт. — Мы — не лимитчики. Мы в раскрутке. Когда-то и «Битлы» фуфлом были. А потом — б-бац! — и всемирная слава!
— Им все равно легче было, — вяло не согласился Виталий. — У них от рождения английская прописка была…
— Нет у капиталистов прописки! — гаркнул Роберт.
— Чего вы кипятитесь? — удивился Андрей. — Одни мы, что ли, без квартир к Олимпу пробиваемся? А у кого они в Москве были-то?..
— У Пугачевой, — вставил уже почти уснувший за столом Виталий. — У Киркорова, у… у…
— Ну, еще у кого?
— У Леонтьева…
— А вот и ни фига! — поддержал Андрея Роберт. — Леонтьев тоже из приезжих. А сколько еще? — Он вскинул над бутылками руку и стал загибать пальцы: — Малинин — раз, Николаев — два, Королева — три, Свиридова — четыре, «Академия» — пять…
— И сразу шесть! — поправил Игорек. — Их двое.
— А разве не трое?
— Да иди ты!
— Все, поехали по второй! — прервал ссору Андрей. — Мы еще до полуночи пару темок прогоним…
— Опять соседи будут по трубам молотить, — напомнил Виталий.
— Пусть привыкают! — погрозил полу кулаком Роберт. — Потом, козлы, всем хвастаться будут, что по соседству со звездами жили…
После второго стакана разговоров уже было меньше. Второй стакан почему-то напомнил о еде, и дары супермаркетов стали быстро исчезать со стола. Саньке это действо показалось таянием снега под весенними лучами солнца, и когда он взял на пробу крабовую палочку, взял потому, что никогда не видел прямоугольных крабов, она холодком кольнула пальцы.
Хвост черных волос на затылке Андрея, торчащий по-конскому задорно, уже перестал удивлять Саньку. Как и странные ботинки Роберта с металлическими носами и металлическими же задниками с острыми кавалерийскими шпорами. Даже сонливость Виталия и едкая рыжина Игорька были уже родными и до боли знакомыми. Саньке захотелось их всех по очереди расцеловать, но накатило время третьего тоста, и враз помрачневший Андрей встал над столом с полным стаканом.
— Наверное, живи Вовка с нами, тут, ничего бы с ним не случилось, — сдавленно произнес он. — А так вот уже ровно полгода…
— Неужели полгода? — удивился Роберт.
— Точ-чно! День в день! — кивнул криво, по-пьяному Игорек.
— Без тебя мы, Вовка, шурудим по тухлым дискотекам, гоняем твои «фанеры», но это все не то, — продолжил Андрей. — Если можешь, прости, что мы не спасли тебя от убийц…
— С чего ты придумал убийц? — вскинул глаза от желтого сыра Роберт. — Он же того… сам…
— Нет, не сам.
— Ты что, чего знаешь?
— Догадываюсь…
Тишина придавила стол. Тишина вошла в каждого из пяти сидящих, но вошла по-разному: Андрей стал еще мрачнее, и его черная борода смотрелась бородой жуткого восточного мудреца, способного видеть то, что никогда не увидят простые смертные, Роберт тупо смотрел на золотую этикетку «Мартеля», Игорек беззвучно шевелил губками, а Виталий все-таки сумел приподнять пудовые веки. И только Санька не знал, что нужно чувствовать, потому что ни разу не видел их бывшего солиста живым. Он просто сидел и ждал, кто первым прогонит тишину.