— Вызвать их сюда и предъявить улики? — прокашлявшись, спросил начальник колонии.
— Я не имею таких полномочий, — оторвал глаза от бумаги Сотемский и посмотрел на полосу за окном, по которой все так же разгуливал котяра.
Но ни свежевспаханной полосы, ни кота он не увидел. Перед глазами стояла страница из «Дела» Клыкина, точнее, характеристика на него примерно десятилетней давности. Одна ее строка, будто надувшись и став крупнее, четко выделялась на фоне других.
«Заключенный Клыкин В. И. совместно с его дружком заключенным Сребрянским Л. В. организовал сбор денег с заключенных первого, второго и четвертого отрядов под высокие проценты, а после того, как администрацией ИТК была сорвана попытка построения финансовой «пирамиды» внутри учреждения, устроил драку в помещении хозблока с контролерами ИТК».
От Сребрянского до Серебровского лежала дистанция всего в две буквы. Конечно, это могло быть чистым совпадением, но уж больно похожи оказывались инициалы. Колония, в которой промышляли последователи «МММ», располагалась в уральской тайге, и Сотемский неприятно поежился, представив, что после доклада Тимакову придется ехать еще и туда.
— Сделайте десять ксерокопий с расписки, — протянул он ее начальнику колонии. — И еще нужно это… протокол, что это сделано при свидетелях, и они все текст прочли… И в течение двух-трех минут…
— А как вы это упакуете, чтоб не заметили?
Ногой Сотемский коснулся «дипломата», с которым он вошел в комнату. В нем лежала заранее заготовленная целлофановая упаковка и клеепрокатчик. Поисковые приборы, занимавшие остальное свободное место в «дипломате», оказались попросту не нужны.
— Завтра я позвоню вам из Москвы, — не ответил на вопрос Сотемский. — Нужен максимум информации о Клыкине. Что произойдет после получения расписки, появится ли еще раз седой курьер. Все-все, абсолютно все, что покажется важным вам и вашим людям…
— Понятно, — стал суровее и значительнее начальник колонии.
— А теперь — ксерокс! Как можно быстрее!
ПАБЛИСИТИ ЭНД ПРОМОУШН ПО-РУССКИ
Агрессия мирового шоу-бизнеса, начатая в начале шестидесятых, не знала границ. Певцы, выступавшие в начале века в ресторанчиках перед тридцатью — сорока жующими слушателями, и представить себе не могли, что можно драть глотку перед стотысячным стадионом. Рок-, поп- и прочая музыка оккупировала пивные и ночные клубы, площади городов и пустыри на их окраинах, кино- и даже оперные театры. Если бы на планете оказались большие по вместимости сооружения, чем стадионы, шоу-бизнес без боя занял бы их.
Группа «Мышьяк» до уровня стадиона еще не дотянула. Сегодня вечером ее привезли на драном дребезжащем «рафике» к кинотеатру на окраине Москвы, и, пока они ехали, а по большей части стояли в вечных столичных заторах, Санька изучал затылок нового барабанщика. Он был фиолетовым, и, когда «рафик» останавливался и ветер уже не сек по лицу и не забивал запахи, Санька сначала улавливал горький вкус спирта, исходивший от фиолетовой кожи, а только потом — ворвавшуюся в окошко выхлопную вонищу. У барабанщика чуть заметно тряслись руки, и он старался все время что-то делать ими. Как ни старался, но Роберт, сидевший слева от него, заметил.
Когда вылезли из «рафика» на асфальт, он не сдержался и сказал встречавшему их Аркадию:
— Так не пойдет, Аркаша! У нас не колхозная самодеятельность, а почти рок-группа. Я с алкашом в команде лабать не буду!
— Это временно, — нервно дернул враз покрасневшей головой Аркадий. — На неделю. Не больше. Думаешь, легко хорошего стукача найти…
— Стукачи — в зоне.
— Не хами! — взвился он. — Я шефу все расскажу! Все!
— Ну, и что ты расскажешь?
— Что ты это… срывал концерт…
— Ладно… Не гони… Куда идти-то?
— Отдал? — отвернувшись от побежденного Роберта, спросил Аркадий.
— Чего? — не понял Санька.
— Побрякушки отдал?
— A-а… Ну, да, отдал…
— Как Филя-то?
— Нормально?
— А супруга его?
— Ее не было дома.
— Развелись, что ли? — обрадовался Аркадий.
— Да нет вроде…
— А чего ж ты не спросил?
— Так куда идти? — напомнил о себе Роберт.
Его еще недавно гневное лицо было густо залито безразличием. Оно хорошо гармонировало с трехдневной щетиной на розовых щеках и черным френчем с огромными медными пуговицами. Щетина делала его похожим на Джорджа Майкла, френч, надетый поверх белой рубашки, — на Курта Кобейна.