— Значит, Ковбой был здесь?
— Ну а я о чем говорю!
— Так что Ковбой сказал?
— Он извинился.
— За что?
Нет, мозги совершенно не хотели соображать. Только ссадина на щеке Маши, превратившаяся за сутки из ссадины в часть загоревшей кожи, напомнила о прошлой встрече.
— A-а, понял-понял! — вскинул он руку.
— Еще он сказал, что…
Что-то черное и быстрое, торпедой пролетев мимо них, с грохотом ударилось в ржавый бок киоска. Внутри сооружения послышалось звяканье, хриплый мат, и половина стального бока неожиданно распахнулась. На пороге киоска стояла тетка с распаренным банным лицом и смотрела на Саньку с неповторимой ненавистью. Казалось, что даже волосы на ее округлой голове наклонились в сторону Саньки, чтобы при первой же возможности уколоть его.
— Ты что, сволочь, наделал?! — взвилась тетка.
Судя по хрипоте голоса, она или выкуривала в день по десять пачек «Беломора», или выпивала не меньше бутылки водки. Или слишком часто скандалила.
— Я-я? — невольно отступил Санька и сам себе удивился.
— А кто?! Я, что ли?! — уперев мясистые руки в еще более мясистые бока, танком напирала тетка. — Ты это… по стенке врезал и с полки вдребезги четы… нет, десять бутылок водки и еще…
— Это не он, — подал голос Ковбой.
Он стоял, держась за угол киоска, и дышал с такой яростью, будто едким дыханием хотел сжечь тетку.
— А ты кто?! — сжав выгоревшие бровки, спросила она.
— Я — местный, приморский…
— Ну и что?
— Это я не рассчитал. Камень под ролик попал, а там пятка…
— Где? В ролике пятка?
Краснота на лице тетки загустевала прямо на глазах. Ее будто кто выкрашивал кистью. Прямо на виду у всех стоящих.
— Ты мне мозги не компостируй! — уже громче обычного прохрипела тетка. — Как я хозяину отчитаюсь?! А?! Четы… десять бутылок водки!..
— На! — сунул Санька в ее мокрые пальцы стольник. — Хватит?
Что-то щелкнуло. То ли опять под колесико Ковбоя попал камешек, то ли в голове у тетки включился калькулятор.
— Хватит, — фыркнула она. — И это… от киоска отойдите. А то вы мне всех покупателей разгоните…
Никто из троих даже не сдвинулся с места. Тетка постояла для приличия еще секунд десять, со вздохом вернулась в прокаленный солнцем стальной ящик и громко захлопнула за собой створку. Только теперь Санька понял, что это была дверь.
— Я вас это… весь день ищу, — раздраженно сообщил Ковбой. — Даже в Перевальном был.
— Серьезно?
— А то нет! Ваши все как раз репетировали. Музыку, в смысле, гнали…
— Понравилось?
— Ага! Особенно длинный такой, с гитарой. Лабает круто! Собаки во всех соседних дворах гавкали.
— Ну, я тогда пойду, — обиженно произнесла Маша.
Сразу ощутив себя лишней, она уже без кокетства поджала губки, описала круг и поехала в сторону набережной. А говорила, что уйдет.
— Спасибо, Маша! — крикнул Санька ей в спину.
— Не за что, — ответила она, но ее слова никто не услышал.
— Наверно, я опоздал, — догадался Ковбой.
— С чего ты взял?
— У вас шея того… в гари.
— Молодец. Значит, ты об этом хотел мне утром сообщить?
— Идемте к берегу. На пляже мало людей.
Они еле нашли тень под чьим-то забытым зонтом. Санька упал прямо на горячую гальку, подвигался телом, приспосабливая камешки к себе, и тут же закрыл глаза. Тени не хватало на ноги от колен и ниже, но он не подобрал их. Дрема накатила на него, и Санька, зевнув, врастяжку спросил:
— Та-ак что случилось?
— Утром ко мне того… тот парень пришел.
— В серой майке?
— Нет, в белой.
— Надо же. Значит, он не такой бедный, чтобы иметь одну майку. А загар?
— Что, загар?
— Какой у него загар? — поупрямствовал Санька.
— Я же говорил — красный. Не наш.
— Так. И что дальше? Попросил еще раз записки разнести?
— Нет, — помялся Ковбой, но все же ответил: — Он попросил меня вбросить бутылочку в офис Буйноса.
Новость заставила Саньку сесть.
— И ты что… бросил?
— Нет. Я отказался.
— Как? Вот так запросто взял и отказался?
— Я пятку ему показал. С раной. Он сразу смурной стал.
— А как же ты с такой раной и на роликах? — удивился Санька.
— Да разве это рана?! Ерунда! Я пока научился по стальному поручню на одной ноге съезжать, знаете, сколько раз на лестницу, прямо на бетон, падал?