Санька вслушался в свои ощущения. В душе было противно. Он будто бы наступил на вонючее дерьмо, но и не наступить не мог, потому что оно лежало прямо на дороге.
— Тебя как звать-то? — спросил он человечка.
— Меня? — удивился он.
Букаха не называл его никак, и от этого человечек иногда казался вещью, хотя голова, руки, ноги и, естественно, прическа у него были настоящими, человеческими.
— Сергей, вообще-то…
— Сережа, — смягчил его имя Санька и вроде бы удивил собеседника, — ты не скажешь, а кто эти люди?.. Ну, гости хозяина…
— Это важно?
— А что, большой секрет? — как можно ленивее и безразличнее спросил Санька.
— Да нет. Это известные люди.
— Седой — это кто? — решил не терять инициативу Санька.
— Зам министра…
— Серьезно? Российского министра?
— Ну не турецкого же?
— А лысый?
— Это банкир. Наш, местный…
— А толстяк?
— Ты что, телевизор не смотришь?
Санька впился взглядом в толстяка, но ничего знакомого в его одутловатой физиономии не нашел. На артиста, судя по угловатым манерам, он не тянул, на телекомментатора — тоже.
— Это депутат Госдумы, — оборвал его раздумья Сергей. — Он отдыхает в Приморске.
— Вот этот высокий — тоже депутат? — кивнул на самого стройного из гостей Санька.
— Нет, — хмуро помолчал Сергей и удивленно спросил: — Неужели не узнал?.. Он же тебя протежировал на встречу с хозяином…
— A-а, ну да! — закивал Санька.
Значит, долговязый был местным начальником УВД, генералом. По всему выходило, что если сюда добавить мэра и богатея Буйноса, то получилось бы руководящее совещание местных князей с представителями царя. Эдакий земский собор в Приморской губернии с привлечением господ из Москвы.
— Значит, мэра нет, — вслух подумал Санька.
— Мэр заболел. Он уведомил, что не сможет присутствовать на юбилее. Он даже на празднике города не будет присутствовать…
— А у вас сегодня праздник города?
— Да.
— А у вас что за торжество?
— Я же сказал, юбилей… Тридцать пять лет назад хозяин первый срок получил.
— А-а…
— Но официально — трехлетие со дня постройки дома…
— А-а…
— Завтра будут другие гости. Его родные…
— Родственники, значит?
Букаха не походил на человека, у которого могут быть родственники. Он больше сидел в кресле, чем разгуливал по лужайке, а сейчас, развалившись, разговаривал с угодливо склонившимся к нему кавказцем.
— Родные — это те, с кем сидел, — мягко разъяснил Сергей.
— А ты?
— Это к делу не относится…
По ответу Санька понял, что сидел. Да и бледность у адъютанта Букахи была зековская, с землицей.
— А кавказец кто?
— Богатый человек, — охотно распрямился Сергей. — У меня дела, — и мягко, по-кошачьи уплыл за стену аппаратуры.
Возник он уже на противоположном краю лужайки. Вышедший из домика для прислуги парень в спортивном костюме что-то объяснил ему, и Сергей быстро и одновременно плавно метнулся к Букахе. Если дому было три года, то Сергей должен был прислужничать Букахе не менее этого срока. Умение беззвучно исчезать и появляться, а также перемещаться почти со скоростью света не вырабатывается за день.
Букаха со снисхождением царя выслушал доклад Сергея, кивнул, и тот с прежней плавностью и резвостью проскользнул по лужайке, не миновав ни одного гостя. После его обхода они дружно заняли кресла, и даже их разбросанность не помешала всем гостям оказаться лицом к дальней стене двора.
Только сейчас Санька заметил возле нее нечто похожее на яму для прыжков в длину. Только песок в прямоугольнике, обрамленном деревянными планками, был почему-то коричневым, а не желтым.
— Тоскливо тут, — пробурчал Андрей. — Ни хрена не отдаст он нам эту аппаратуру. Богачи жадные. Все. До одного…
— Чего вы там шепчетесь? — влез Альберт.
После выступления во Дворце культуры он уже ощущал музыкантов стародавними друзьями. Но музыканты этого не ощущали, и ему никто не ответил.
— Сейчас бы в ДК сходить, — горько вздохнул Игорек. — Рейтинг посмотреть…
— Еще посмотришь, — вяло отреагировал Виталий. — Первое место — у нас…
— Ты думаешь?
— Только сзади…
— Да ну тебя! Накаркаешь еще! Если…
— Мама мия? — оборвал его Альберт. — Вот это крутяк! Я тащусь?
В свои сорок он все еще молодился, и модерновые словечки пацанов тоже входили в часть этой маскировки. Но увиденное было столь необычно, что подобные слова мог произнести любой из четверых.