Задние ряды засвистели и затопали ногами. Никто и не думал выходить на сцену. Свист становился все звонче и все хулиганистее.
— Ну чего вы, пацаны?! — выкрикнул поднявшийся из-за стола президиума длинноволосый металлист из жюри. — Не тормозите! Прикиньте, сколько народу вас ждет!
Голова мужика была плотно обвязана черной косынкой-бан-даном в белых черепах. Созданная ею дополнительная чернота на его и без того угрюмой тощей фигуре делала бывшего члена жюри похожим на палача. Не хватало только топора в руках. Парень в грязном свитере все-таки встал в третьем ряду, вырвал руку, удерживаемую кем-то, и враскачку поплелся к сцене.
— Йе-а! — взвизгнули задние ряды и привстали.
Саньке пришлось сделать то же самое. Иначе он бы не увидел, как панк скомкал врученный ему Покаровской конверт с деньгами и, наклонившись, засунул его в рваный кед, потом двумя пальчиками подхватил за уголочек грамоту и так держал ее перед собой на протянутой к залу руке, будто пойманную за хвост крысу, а длинноволосый металлист что-то заговорщически шептал ему на ухо.
— Смерть попсе! — заорал панк после того, как металлист отошел от него и сел на свое нагретое в президиуме место. — Плесень — на свалку! Предки — козлы! Даешь пиво и водку бесплатно! Жизнь — дерьмо! Вы все — уроды!
На виду у зала он с хряском разорвал грамоту и швырнул клочки в зал. Передние ряды, где сидели в основном конкуренты панка, безразлично смотрели на бумажный снегопад. Задние ряды опять вскинулись в радостном реве.
— Я требую от группы «Молчать», чтобы она в полном составе покинула зал! — взвилась Покаровская.
— Все конкурсы — дерьмо! — громче обычного заорал панк и столбом упал со сцены.
Выбежавшие поклонники еле успели поймать его у пола. А он лежал у них на руках и даже не думал становиться на ноги.
— Музыку — на свалку! — продолжал панк свой митинг.
На этот раз он орал в потолок, будто хотел докричаться сквозь его бетонные перекрытия до небес. Потолок молчал. Небо — тоже.
Панк работал вхолостую. Но он по инерции все вопил и вопил, будто заведенная игрушка:
— Менты — дерьмо! Асфальт — дерьмо! Машины — дерьмо! Все люди — дерьмо!
— Покиньте зал! — повторно потребовала Покаровская.
Поклонники группы вынесли одеревеневшего солиста панк-группы из зала. За процессией вяло поплелись остальные члены группы. На награждение они оделись еще более вызывающе. Во всяком случае, на первом туре у них не было столь интенсивно красных и зеленых волос, а также дикарского обилия кнопок, лезвий, скрепок и булавок на лицах и одежде. У заднего их них, барабанщика, на свитере, измазанном в гудроне, висела пришитая за хвост мертвая крыса. Не пластиковая, а настоящая дохлая крыса. Она раскачивалась, будто хвост у чертенка.
— Потише, товарищи! — теперь уже попросила зал Нина и повернулась к композиторше, стоящей за трибуной. — Продолжайте, пожалуйста!
— Крыса! Ужас какой-то! — не сдержалась композиторша. — Мерзость какая!.. Нуда… Значит, товарищи, второе место и второй приз присуждается Леониду Джиоеву!
Зал молчал. Самая голосистая его часть унесла панк-солиста, а остальные уже и не помнили, что же такого пел своим тихим, заунывным, как ветер в горах, голосом черноволосый парень Джиоев. Его земляки, плотно сидящие на третьем-четвертом рядах, тоже молчали. Они не знали, как реагировать. С одной стороны итоговое второе место после десятого выглядело диким успехом, сенсацией российского уровня, а с другой они были уверены, что деньги должны сделать Джиоева победителем.
А сам награжденный скромно принял все причитающиеся бумаги, поклонился по очереди к Покаровской, ее заместителю, членам жюри и почему-то Нине, повернулся ко все еще молчащему залу и с сильным акцентом произнес:
— Балшой спасиба увсем чиленам жури!
Он вскинул грамоту и конверт с деньгами над головой, как кубок, и кавказцы в едином порыве вскинулись в зале. Ладоней и глоток они не жалели. Крик поклонников панк-рока на их фоне смотрелся бы писком мыши.
— С ума сойти! — возмутился Андрей. — Ни голоса, ни слуха— и второе место! Значит, мы точно в пятерку не попали…
— Потише, товарищи! — теми же словами попыталась успокоить зал Нина.
— Ты не видишь, где Маша сидит? — привстал Санька.
— Где-то в первых рядах, — ответил Андрей. — Игорек там места забивал…
Чья-то заботливая рука включила магнитофон, и фанфары, воодушевлявшие зрителей перед началом финального тура, снова заполнили зал. Санька неприятно вспомнил, как он несся под эти же фанфары по лестнице к будке киномеханика, а перед глазами мельтешили черные спины буйносовских телохранителей, и ему стало по-настоящему тошно. Эта помпезная музыка не приносила ничего хорошего.