— Это почему же? — криво улыбнулась Мила. — У вас что, на лице написано, что вы порядочный гражданин?
— Я постараюсь убедить вас в этом, — ответил я. — Но от вас мне тоже нужны объяснения…
— Никаких объяснений! — категорически отказала Мила и повела рукой. — Я вам не доверяю, и не пытайтесь меня в чем-либо убеждать. Пропустите меня!
— Вы ведете себя неразумно, — предостерег я и отошел в сторону. — Идите. Но до прихода милиции мы с другом постараемся ограничить вашу свободу.
Я сделал слишком смелое заявление, и очень скоро в этом убедился. Мила поравнялась со мной и подняла скрытые за очками глаза.
— Очень не хотелось бы, чтобы у вас были неприятности.
Она вышла в коридор, прошла мимо купе, в котором проводил собрание Влад, причем походя бросила на моего друга презрительный взгляд и, зайдя к себе, задвинула дверь и заперла замок. Я даже не попытался ее догнать.
— Почему ты позволил ей уйти?! — начальственным тоном спросил Влад, когда я сел на диван рядом с Лесей и Региной.
Мой друг начал меня раздражать. Не представляю, как его до сих пор терпели девушки. Джонсон крутил курчавой головой, вращал белками глаз и, напрягая черный лоб, с подобострастием смотрел в рот Владу, высказывая страстное желание подчиняться.
— Мила вовсе не обязана здесь сидеть, — высказал я провокационную фразу и, рискуя перечеркнуть все усилия Влада, добавил: — И вообще я не вижу смысла в этом допросе. Придет милиция и во всем разберется.
Влад открыл по мне пулеметный огонь глазами. Негр очень внимательно слушал меня, одобряюще кивал головой, а когда я замолчал, он перевел взгляд на Влада, готовясь губкой впитывать в себя его ответы. Его шикарные глаза, морщинки на лбу и своебразный наклон головы напоминали агитационный плакат эпохи развитого социализма: «Гражданин свободной Африки изучает наследие марксизма-ленинизма». Леся повернула голову и что-то тихо шепнула подруге; шепот, влившись в ухо, разлился на губах Регины сдержанной улыбкой.
— Замечательно! — оценил мою инициативу Влад. — Давайте разбредемся по своим купе, а когда придет милиция, то найдем еще пару трупов!
Джонсон опять кивал, соглашаясь уже со словами Влада. Мне в душу закралось подозрение, что он вообще не рубит по-русски, кроме фраз «Здравствуй, друг!» и «Будем делать бино-мино!».
— Влад прав, — сказала Леся, любуясь своими ногтями. — Мне было бы спокойнее находиться рядом с ним.
— Да, да! — подтвердил Джонсон и перевел жадный взгляд на Влада.
— А как мы все разместимся здесь? — то ли задала вопрос, то ли намекнула Регина. — Если по двое на полке, то один получается лишний.
— Я вообще не буду спать, — объявил Влад.
Это решение очень обрадовало Джонсона. Он радостно улыбнулся и сказал:
— А я буду спать в своем купе.
И стал светить белками глаз то на Регину, то на Лесю. Леся делала вид, что не замечает этого аппетитного взгляда, а Регина стала неудержимо зевать.
— Можно я уже сейчас прилягу? — спросила она у всех.
— Стоп! — взмахнул рукой Влад. — Ерунда какая-то получается. Никто никуда не пойдет. Никому не спать! Все будем сидеть в этом купе и дожидаться ближайшей станции. Кто-нибудь нас да откроет.
Я незаметно наступил Владу на ногу, но он был слишком озабочен серьезными проблемами, и не придал этому жесту значения. Тогда я плюнул на конспирацию, взял его за руку и сказал:
— Выйди, пожалуйста, мне надо с тобой поговорить!
В коридоре, закрыв за собой дверь, я схватил его за ворот майки.
— Ты что ж это заставляешь меня полночи сидеть рядом с негром?! На кой черт он мне нужен?
— Не нравится мне этот Йохимбе, понял?! — зашипел Влад, отрывая мою руку от своей майки. — Следить за ним надо и девчонок к нему не подпускать! Они от усталости уже окосели и не соображают, что делают. Посиди с ними пятнадцать минут, потом будет Гаремджа, пассажиры на платформе поднимут шум, вмешаются бригадир, милиция, нас откроют.
— А ты что сейчас будешь делать?
— Я буду караулить Милу.
Изнутри кто-то попытался приоткрыть дверь, но Влад схватился за ручку и навалился на нее своим весом.
— Милку и Йохимбе надо пасти, понял? — громко зашептал он. — Упустим их — сами загремим под следствие. И плакали мои цистерны.
— А сидеть рядом с ними зачем? — спросил я без всякого энтузиазма. — Пусть разойдутся по своим купе, а мы с тобой здесь подремлем.
— А вдруг Йохимбе выбьет окно и выпрыгнет наружу?
— В таком случае и Милка может выпрыгнуть.
— Да, может, — согласился Влад и поджал толстые губы. — Но ты же, шляпа, упустил ее!
В дверь стали колотить.
— Подождите! — в один голос крикнули мы с Владом.
— Так что решили? — неожиданно отдал мне инициативу Влад. — Что ты предлагаешь?
— Пусть негр сидит с девчонками, а мы с тобой поскучаем здесь. До Гаремджи никого не выпустим.
— Пусть будет так, — согласился Влад. — Главное, старичок, не застрять нам надолго в Гаремдже из-за этой гнусной истории. Если я не встречу цистерны в Чарджоу — будет беда.
— А ты не заводись и не груби ментам, — воспользовался я случаем дать совет. — Смотри на них преданными глазами, как Джонсон, и никто тебя ни в чем не заподозрит.
— Тут ты прав, тут ты прав, — задумчиво произнес Влад. — Йохимбе заподозрят в последнюю очередь. А я поспорить готов, что это он сначала ударил меня, а потом грохнул проводницу.
— Зачем?
— Она не пропустила в наш вагон его бабу.
— Слабоватый аргумент. Из-за такой ерунды убивать человека!
— Все равно мне он не нравится.
— А мне здесь никто не нравится, — признался я. — И Милка эта темнит насчет минеральной воды, из-за которой она заходила в купе проводницы, и у Леси кроме мумие еще какие-то свои интересы в этом вагоне есть.
Поезд притормаживал. Вагон стучал колесами на стыках и стрелках. Мы с Владом примкнули к окнам. Мимо нас, распарывая черное полотно ночи, кометами проносились одинокие фонари. Квадратные пятна света от вагонных окон неотрывно скользили за нами, выхватывали из темноты фрагменты насыпи с пучками выгоревших колючек, белыми столбиками, отсчитывающими стометровые отрезки.
Засвистели тормозные колодки. Состав стал резко сбавлять скорость. Влад глянул на часы.
— Прибыли на десять минут раньше.
— Может быть, еще и не прибыли, — ответил я. — Ни станции, ни платформ, ни людей. Темно, как у Джонсона…
Похоже, наш состав загоняли на какой-то запасной путь, и казалось, что машинист, словно в автомобильной пробке, сам отыскивает свободную колею среди мрачных товарняков. Мы втискивались в какую-то забытую Богом и диспетчерами щель и очень медленно ползли мимо черных, со смоляными боками цистернами.
Влад вдруг отпрянул от окна, удивленно-радостно взглянул на меня и воскликнул:
— А они уже здесь!
— Кто? — не понял я.
— Мои цистерны! Вот они, голубушки! Я их по номерам узнал!
Наш вагон напоследок тряхнуло, и он остановился. В лампах дневного света упало напряжение, и в коридоре стало полусумрачно, а оттого очень неуютно.
Окно запотело от моего дыхания, но все равно смотреть было не на что. Не знаю, где, в какой пустыне, в каком тупике остановился наш поезд. Ни ярких фонарей, ни платформы, ни дорожных киосков, торгующих холодным пивом и засохшими цыплятами, ни пассажиров и милиции под нами не было. Казалось, что вместе с черными цистернами Влада мы зависли в космосе.
— Я понимаю, что Гаремджа — это не Москва, — бормотал Влад, передвигаясь от окна к окну в сторону тамбура. — Но хотя бы столб с указанием станции должен быть!
Щелкнул замок и со звуком катящегося шара в кегельбане отъехала в сторону дверь. Мила вышла в коридор и приблизилась к окну.
— Где это мы? — спросила она, рассматривая свое отражение в стекле, так как ничего другого увидеть не могла.
Мы с Владом промолчали, так как сами еще ничего толком не знали. Впрочем, я заметил, что Влад был мало обеспокоен отсутствием под нами платформы. Цистерны, до которых, казалось, можно было дотянуться рукой, подействовали на него лучше всякого успокоительного. Я думаю, что мой друг даже забыл о своей перебинтованной голове и трупе в умывальнике. Он, словно изнемогая от предстоящей встречи с любимой, маялся перед окнами, прикладывался к стеклам щекой, пытаясь заглянуть подальше и пересчитать цистерны.