— Какой ты догадливый! — за подругу ответила Леся. — Только не надо иронизировать! Это не смешно.
Я взял Регину за руку и отвел подальше от Влада и Леси.
— Что случилось? — спросил я девушку.
— Ничего! — нахмурилась Регина. — Надоело мне по сто раз одно и то же пересказывать.
— Надоело? Тогда я сейчас развяжу Джонсона, вытащу у него изо рта мяч, и он мне все расскажет.
— Только попробуй! — пригрозила Регина. — Когда надо помочь — вас не дозовешься. А как развязать — так первые!
— Я стоял в тамбуре и ничего не слышал, — объяснил я.
— А твой друг?
— Я не знаю, где он был и почему тебя не услышал.
— Ну, конечно, так всегда бывает, — ответила Регина. — И в итоге на помощь прибежала только эта женщина.
— Так что он с тобой сделал? — напомнил я.
— Ничего хорошего! — раздраженно ответила Регина. — Я думала, он крепко спит, но как только Леся вышла на минуту из купе, он кинулся на меня…
— Не понял! — покачал я головой. — Ему что, мало было?
— Наверное, мало.
— Так ты же ему, вроде как, не отказывала? Зачем надо было кидаться, майку рвать?
— А черт его знает! Может, он извращенец, ему силой брать надо.
— Ну и дела! — покачал я головой. — И как вы такого амбала скрутили?
— А это для нас, женщин, пара пустяков, — неожиданно вступила в разговор Мила, выходя из своего купе и протирая руки ароматизированной салфеткой.
Я повернул голову и вопросительно глянул на Влада. Тот все никак не мог оторваться от своих ногтей.
— Так уж сложилось в нашем вагоне, — продолжала Мила, скручивая в пальцах салфетку и кидая ее в ведро с углем, стоящее у титана. — Мужчины у нас выступают в роли жертв преступления либо представителей возмущенной общественности. А женщины выполняют свои извечные обязанности… Да не переживайте так сильно, мы его крепко связали!
Ей очень хотелось увидеть на моем лице проблески угрызений совести и стыда, но я никак не мог воспринять историю с разгулявшимся негром серьезно. Тут я был солидарен с Владом, который откровенно демонстрировал пофигизм. Его неудержимо тянуло на зевоту. Я ждал, когда Мила иссякнет и закроется в своем купе.
— И долго вы собираетесь сушить его в таком виде? — спросил я у Регины.
— Пока в вагоне не появятся настоящие мужчины, — снова вставила Мила.
Мне захотелось вытащить мячик изо рта негра и затолкать его в рот Миле. Это был бы достойный настоящего мужчины поступок.
Я вернулся к Владу, посмотрел на несчастного негра, руки которого затекли настолько, что светлые ладони приобрели зловещий малиновый оттенок.
— Ладно, покуражились, и хватит, — сказал я, склоняясь над Джонсоном и пытаясь ослабить узел.
Леся вдруг налетела на меня курицей, защищающий своих цыплят.
— А ну, оставь его! — крикнула она, пытаясь вытолкнуть меня из купе. — Не ты вязал, не тебе развязывать!
— Довольно мужика мучить! — проявил я мужскую солидарность. — Может быть, вы его не так поняли.
В ответ на эти слова Джонсон замычал и одобрительно закивал.
— Не так поняли? — подбоченив руки, воскликнула Леся. — А как его еще можно было понять, если навалился на девчонку и ноги ей раздвинул?
— Да не трещи ты, как сорока! — с трудом подавляя улыбку, перебил я Лесю. — Может, ему что-нибудь приснилось, и он решил, что Регина не против. Зачем парня сразу связывать, как колбасу? Мы здесь друг другу уже как родные стали, можем без скандала обо всем договориться.
— В гробу видала я такого родственничка, — процедила Леся. — А развязывать его не дам. Пусть сначала заплатит за моральный ущерб.
— Да как он заплатит, если пошевелиться не может! — сказал я, чувствуя, что в конце концов смогу уболтать Лесю и добиться смягчения меры пресечения для негра, как вмешался Влад со своей убойной дипломатией:
— Вот что, бабы, — прорычал он, и я понял, что они уже здорово достали его. — Пожалейте себя! Хватит дурью маяться и нагнетать истерию! Вам мало того, что у нас в сортире покойница валяется? Хотите еще приключений на свою голову? Да мы с нашей проводницей и так уже по горло в дерьме сидим, так вы еще и этого несчастного хотите ментам подсунуть! Чтоб второе уголовное дело завели? Да нас всех на месяц в СИЗО упрячут, пока разберутся. И ваш багаж, будьте уверены, перетряхнут. Вам это надо?
Я уже успел постичь своеобразный нрав Леси и понять, что такого тона она не выносит. Влад напрасно накатил на нее. Леся, сверкнув черными глазами, повернула голову и приказала подруге:
— Регина! Сюда!
Подруга, как при строгом муже, опустила глаза и покорно зашла в купе. Дверь закрылась перед моим лицом, как шторка фотоаппарата. Влад усмехнулся.
— Матриархат, — сказал он. — Черт с ним, с Йохимбе. Без нас разберутся. Вытряхнут из него деньжат, и оставят в покое.
Он подумал и добавил:
— Нам повезло, что в качестве жертвы они выбрали его. Если бы такой финт они выкинули со мной, то пришлось бы расплачиваться с ними бензином. Кстати, о бензине…
Он не договорил. Как раз в этот момент вагон дернулся, и Влад, не устояв на ногах, повалился на меня. Я схватился рукой за поручень у окна и только благодаря этому избежал падения. Не успели мы с Владом принять вертикальное положение, как вагон качнулся в обратную сторону и с нарастающей скоростью покатил по рельсам.
— Наконец о нас вспомнили, — с надеждой произнес Влад.
Мила опять выглянула из своего купе. Она стала напоминать мне часовую кукушку в очках, и я, не сдержавшись, приветствовал ее:
— Ку-ку!
— Поехали? — спросила Мила, глянув на меня, как на полного кретина.
— А вы как думали, — потирая ушибленный локоть, ответил Влад. — Вагоны, мадам, предназначены не столько для любовных утех и всяких прочих афер, сколько для перевозки пассажиров.
Мы прильнули к окнам. Похожие на гигантских черных акул, мимо нас проплывали цистерны. Влад засуетился, принялся было считать их и запоминать номера, но вскоре сбился и кинулся в наше купе за документами. Наш вагон катился в обратную сторону. Он стучал колесами на стрелках, покачивался на мягких рессорах. Я отчетливо слышал шум тепловоза; мимо окон струились полосы сизого дыма. Мила тоже обратила на это внимание.
— Нас поставили в голову поезда, — сказала она. В ее голосе уже не было ни прежней иронии, ни насмешки. Она вынуждена была признать, что Влад оказался прав. — И все-таки странно. В расписании эта стоянка не обозначена.
Она хотела, чтобы я включился в разговор, сказал что-нибудь умное или не очень, но у меня пропало всякое желание общаться с этой феминизированной кукушкой, страдающей от стойкой привычки снисходительно говорить с мужчинами.
Вагон остановился и после короткого свистка локомотива попятился назад. В коридоре появился Влад с раскрытой папкой. Перебирая бумаги, он подошел к нам и тоже уставился в окно.
— Где цистерны? Уже проехали?
Я говорил, что коммерция для меня — темный лес, но вообще выше моего понимания было желание Влада пересчитывать количество и сверять номера цистерн по накладным из окна движущегося вагона. Мой друг не мог не заметить выражение на моем лице, нахмурился, захлопнул папку и сказал нечто трудноприлагаемое:
— Сытый голодного не поймет.
Пока я раздумывал над тем, кто из нас сытый, а кто голодный, наш вагон с громким металлическим стуком ударился о какую-то преграду, резко остановился, отчего все цветочные горшки в макраме закачались в едином ритме, как маятники Фуко. Я не устоял на ногах и упал прямиком в объятия Милы. Влад, продолжая движение по инерции, снарядом пролетел мимо нас и, с треском раскрыв собой дверь тамбура, закончил полет где-то у торцевой перегородки.
— Вы это нарочно сделали? — спросила Мила, отстраняясь от меня с таким видом, словно я был выпачкан в масляной краске.
— Если бы я сделал это нарочно, — ответил я невеселым голосом, — то, как негр, уже лежал бы сверху вас.
Есть такая тонкая материя в общении мужчины и женщиы, где явное хамство можно воспринять, как нежный комплимент. Мила не обиделась.