— Вы решите сами для себя, когда вам умереть, — произнес он. — Немедленно или позже.
Я уже боялся, что Влад окажет мне дурную услугу. Но мой друг оценил всю тяжесть создавшегося положения, безропотно подошел к округлому боку цистерны и встал к нему лицом.
Только когда я неловко сполз со сцепки на настил, то увидел сидящих у колеса цистерны Милу и Лесю. Вот оно что! Филин собрал нас всех вместе.
— Дамы и господа, — произнес Филин, продолжая крепко держать меня за волосы. — Мне очень неприятно об этом говорить, но коль судьба распорядилась прожить нам последние часы и умереть вместе, я хотел бы, чтобы мы были друг перед другом откровенны… Кто-то из вас присвоил себе мой телефон. Прошу вернуть немедленно, потому что времени у всех нас осталось мало.
Если бы Филин не произносил эти слова у самого моего уха, я бы подумал, что ослышался. Этого выжившего из ума маньяка беспокоит пропажа телефона?
Все молчали. Влад кряхтел, переминался с ноги на ногу и кидал взгляды на женщин.
— Телефон нужен не только мне, — добавил Филин. — Я предоставлю возможность каждому из вас попрощаться с родными и близкими.
Снова тишина. И вдруг Леся на высокой ноте простонала:
— Идиот! Боже мой, какой же ты идиот, Филин!
Я впервые слышал, чтобы она называла его по фамилии.
— Может, это ты украла его? — спросил он.
— Да на кой хрен он мне нужен! Что ты изгаляешься перед нами?! Что ты разыгрываешь комедию?! Умереть нормально не можешь, с собой, сволочь, утащить нас хочешь?
— Молчи, — негромко сказал Филин и скрипнул зубами. — Молчи, неразумная девчонка! Умереть от пули намного лучше, чем от лучевой болезни.
— Да только ты один среди нас болен! Только ты, дегенерат! — все больше распалялась Леся. Она задвигала плечами, выгнулась, толкая локтем сидящую рядом Милу. Обе женщины были связаны.
— Я бы вас отпустил! — громко сказал Филин, словно боялся, что Леся разубедит его. — Но все изменилось. Я должен был жить. Вы рисковали больше, чем я, прикрывая меня от снайперов. Я должен был жить, слышите?! — истерично крикнул он, и я почувствовал, что ствол автомата, упирающийся мне в спину, дрожит. — Вы все могли умереть, но я был обязан жить! Я не хочу, не хочу умирать!
Он так дергал меня за волосы, что слезы лились по моим щекам уже ручьем.
Воцарилась тишина. Филин вздрагивал за моей спиной, судорожно вздыхал, и я понял, что он плачет. В это трудно было поверить, но Филин, который еще минувшей ночью и днем казался мне хладнокровным, не ведающим ни страха, ни боли террористом, оказывается, панически боялся смерти. Он здорово рисковал жизнью, угнав поезд, но, как Кощей Бессмертный, был убежден едва ли не в своей вечности. До Влада тоже дошло, на какой закавыке двинулся мозгами Филин и, не оборачиваясь, чтобы не рисковать мной, сказал:
— А с чего ты взял, что умрешь? Может, еще сто лет проживешь. Сейчас эскулапы людей с того света выдергивают, как рыбак рыбку…
— Замолчите! — оборвал его Филин. — Ваши лицемерные слова невыносимо слушать. Все кончено. Я чувствую, что мне недолго осталось… Как обидно, как обидно!
— Ну сделай что-нибудь, Влад! — снова крикнула Леся. — Он блефует, у него закончились патроны. Он же конченый подонок, ему завидно, что мы здоровы!
— Он ничего не сделает, Леся, — сказал Филин. — Он не хочет, чтобы я первым убил его друга. Так ведь, господин Уваров?
Особенность гор и пустынь — днем жарко, ночью холодно. Меня начинало колотить мелкой дрожью, подбородок прыгал так резво, что зубы выбивали частую дробь.
— Значит, никто не признается? — уточнил Филин. — Господин Уваров, это ваши цистерны?
— Мои, — угромо ответил Влад.
— Будьте так любезны, поднимитесь наверх и откройте крышку люка.
Кажется, мне по-настоящему стало страшно. Ночь, мрачное ущелье, старый мост и состав из черных цистерн, и никого вокруг, кто мог бы вмешаться, остановить безумца.
— Не делай этого, Влад, — произнес я.
— Я считаю до трех, господин Уваров, — предупредил. Филин.
Влад не дождался даже счета «раз», быстро подошел к лестнице, примыкающей к боку цистерны, подпрыгнул, ловко ухватился за перекладину и, подтянувшись, закинул свое грузное, но сильное тело наверх.
У меня в жизни часто случались вроде бы безвыходные ситуации. Но я не мог припомнить, чтобы при кажущейся простоте и нелепости, ситуация была бы столь драматична. Влад, вне всякого сомнения, шел на эшафот, навстречу смерти. В гнусных намерениях Филина я убедился окончательно, когда он потянул меня за волосы назад, отходя вместе со мной к краю моста.
— Фили-и-ин! — низким голосом завыла Леся. — Я тебя умоляю! Не будь дерьмом!
— Может быть, я смогла бы вас вылечить! — вклинилась Мила. — Я дипломированный врач-рентгенолог…
— Вы лжете, — перебил ее Филин. — Вы вообще не медик. Вы издевались над больным человеком!
— У меня не было под рукой нужных лекарств! — отчаянно закричала Мила. — Но у меня большие связи. Можно позвонить, и к утру здесь будет бригада врачей!
— А при помощи чего вы собираетесь звонить? — вкрадчиво спросил Филин. — Может быть, по сотовой связи? Если вы чувствуете грех на душе, то я могу предоставить вам первой взойти на алтарь… Господин Уваров, вы ведь уступите даме место?
— Сожри свой поганый язык, дебил, — проворчал Влад. Он сидел на крышке люка, подперев голову руками.
Влад делает все, чтобы спасти меня, лихорадочно думал я. Если я брошусь на Филина, то Влад успеет спрыгнуть с цистерны и отбежать в сторону. А если ничего не делать, Филин заставит Влада поджечь цистерну, и он сделает это ради меня…
— Поднимайте, поднимайте крышку! — напомнил Филин. — Покажите, что вы способны сделать ради вашего друга. Мне приятно иметь дело с такими прекрасными людьми. Я просто горжусь, что судьба так крепко сплела меня с настоящими мужчинами?
Влад с трудом крутил колесо запора. Мои мысли путались, мозг тасовал варианты выхода из тупика, откидывая их пачками. Я никак не мог ухватиться за какую-то мысль, которая подсознательно представлялась простым и верным решением. Надо было сосредоточиться и понять, почему доводы Милы оказались пустыми.
С громким стуком Влад откинул крышку.
— Сядьте на край, а ноги опустите в цистерну, — приказал Филин.
Но почему Влад ни разу не посмотрел на меня! Я уже не мог стоять без движения, как статуя. Ноги приплясывали на скрипучих досках, меня лихорадило, судорога свела челюсть, и я бы при всем желании не смог бы что-либо сказать Владу членораздельно.
— Что ты хочешь? — с трудом произнес я.
— Что б вы смотрели, — ответил Филин и еще сильнее потянул за волосы, опуская затылок.
Я не мог смотреть на то, как будет заживо гореть мой друг. Даже если бы потом мне было суждено прожить еще несколько минут, они были бы хуже смерти. Наверное, я сделал это не столько для Влада, давая ему маленький шанс, сколько для себя.
Круто развернувшись, я ударил локтем по стволу автомата, отворачивая его на секунду в сторону и, оставив в кулаке Филина клок своих волос, бросился вперед и прыгнул под цистерну. Я еще летел между ее колесами, еще не упал на рельсы, как позади громыхнул одиночный выстрел. Филин, наверное, забыл перевести переключатель в режим стрельбы очередями или же экономил патроны, и щелкал из автомата, как из винтовки.
Я упал коленями на рельс, туловищем на шпалы, а головой ударился о донный крюк, приваренный к брюху цистерны, но боли не почувствовал. Вокруг меня, вспыхивая огоньками, бились о рельсы и вонзались в настил пули. Стараясь распластаться между шпал, я повернул голову и увидел, что Филин уже поднял ствол выше и стреляет по цистерне от бедра, частыми одиночными выстрелами. Пули, вонзаясь в бока цистерны, издавали странный натянутый звук, словно лопались гитарные струны. Я слышал, как на настил полились струи бензина, как страшно кричат привязанные к цистерне женщины, и уже телом и душой приготовился принять страшный взрыв, который испепелил бы всех нас в одно мгновение, но пули продолжали дырявить бока цистерны, высекая искры о металл, бензин хлестал, как из поливомоечной машины, а страшный финал все не наступал, и я все еще жил, еще мог мыслить и двигаться, и глупый инстинкт заставил меня выползти из-под цистерны на противоположную сторону полотна и медленно отползти к покореженной конструкции, напоминающей противотанкового ежа.