Леся выдохлась. Она уже не могла складно лгать, она запуталась во лжи, и Филин это понял.
— Ну, ладно, — примирительно сказал он. — Хотели, но все же не изнасиловали, так, малыш? Что поделаешь! Мужики такие похотливые твари! А вниз мы не пойдем, не тяни меня за руку…
Он замолчал, обвел нас всех взглядом.
— Хотите, я вас рассмешу? — после недолгой паузы спросил он.
Мне, например, было не до смеха, но в голосе Филина я почувствовал интонацию, предваряющую нечто ошеломляющее. Таким тоном, по моему мнению, должен был говорить гоголевский жандарм из «Ревизора», объявивший о прибытии чиновника из Петербурга.
Влад тоже вскинул голову и нахмурился, мол, какие еще могут быть смешки? Леся замерла, стоя бочком рядом с Филиным.
— Радиоактивный изотоп цезий сто тридцать четыре, — медленно заговорил Филин, глядя почему-то только на меня, — стоит огромных денег. Он раз в пятьдесят дороже золота. Я вынес из института тридцать контейнеров с этим изотопом общим весом четырнадцать килограммов. Были покупатели, которые ждали меня на границе с Ираном. Если бы все получилось так, как я задумал, мы с Лесей могли бы очень безбедно жить. Но не ржавый мост подвел меня.
Леся медленно поворачивала голову. Глаза ее расширились от ужаса. Мне казалось, что скажи Филин еще слово, и девушка хлопнется в обморок.
— Вся беда в том, что я очень понадеялся на себя и заранее не проконсультировался со специалистами-ядерщиками, — продолжал Филин. — Оказывается, у этого изотопа период полураспада всего два года, он такой же скоропортящийся продукт, как, скажем, некоторые консервы…
Я уже начинал понимать, что так развеселило Филина. Влад, вздернув брови домиком и выпятив губы, склонил голову, глядя на Филина с таким видом, словно хотел сказать: «Ну-ка, ну-ка! Очень любопытное открытие!» Леся, раскрыв рот, едва слышно произнесла:
— Что?! Как это понимать?
— А понимать это надо так, малыш, — обратился к девушке Филин, — что за семь лет хранения этот изотоп исчерпал свою лучистую энергию и превратился в стабильный ксеноне. Попросту говоря, в порошок, который здорово смахивает на песок, что у вас под ногами.
— Очень мило! — пробормотал Влад и посмотрел себе под ноги. — Так какого черта я надрывался, когда тащил на себе этот дурацкий ящик?
— Как? — слабым голосом шепнула Леся. Мне стало ее жалко. — Почему? — На ее глаза наворачивались слезы. — Ты говоришь правду?
— Увы, малыш, это так. Вчера вечером я наладил в вагоне дежурное освещение, и сразу же заработало радио. Передавали комментарии ученых из разных стран. Они развеяли все опасения властей, и спецназ получил команду террористов живыми не брать и уничтожить нас вместе с поездом.
— Они говорят неправду, — громче произнесла Леся и схватила Филина за руку. — Это они нарочно придумали, чтобы сломить тебя.
— Они сказали правду, малыш, — ответил Филин. — Я проверял. Вскрыл несколько контейнеров и высыпал порошок на запечатанные полароидные карточки. Потом отснял их. Карточки не были засвечены. А это значит, что порошок не радиоактивен.
— Боже мой! — Леся схватилась за голову и, едва передвигая ноги, отошла в сторону. — Боже мой! — причитала она. — Но почему, почему!
Я покосился на автомат, лежащий на песке. Леся находилась к нему ближе всех.
— Ну, как? — спросил нас Филин.
— У тебя песок вместо изотопа, у меня — вода вместо бензина, — безрадостно проговорил Влад. — Что мне тебе сказать? Поздравляю, брат по несчастью!
— Почему «по несчастью»? — удивился Филин. — Я несчастным себя не считаю. Лучше остаться лохом с лапшой на ушах, чем умирающим от лучевой болезни. Разве не так?
— Конечно, конечно! — закивал Влад. — Безусловно, лучше быть живым, чем мертвым; здоровым, чем больным; сытым, чем голодным. Все относительно. И твое счастье тоже. Девушка, вон, что-то не разделяет твоей радости!
— Ерунда! — махнул рукой Филин. — Просто она переутомилась. Слишком много нервных потрясений. Все образуется. Главное — подальше уйти за ночь, а к утру выйти на трассу. Идемте, у нас мало времени!
Леся стояла посреди полянки и обнимала себя за плечи. Казалось, ее знобит.
— Подожди, Филя, — прошептала она. — Не торопись. Дай мне прийти в себя… Обними меня! Быстрее!
Филин подошел к Лесе и прижал ее голову к своей груди. Сейчас она станет рыдать, подумал я, но ошибся. Леся таяла в руках Филина, как мороженое. Ноги ее слабели, она опускалась на песок, и он невольно опускался вместе с ней.
— Сейчас они сольются в любовном экстазе, — будничным голосом спрогнозировал Влад.
Леся снова принялась целовать Филина. Она лежала под ним с закрытыми глазами и комкала куртку на его спине. Филин, дурея от ласки, покрывал шею девушки поцелуями, его руки скользили по ее плечам, груди, отлетали в стороны пуговицы от ее джинсовки. Похоже, у Филина больше не было сексуальных проблем.
— Отвороти глаза, — сказал Влад и тронул меня за подбородок. — Негоже смотреть на чужие страсти.
— Пойдем? — спросил я его.
Влад кивнул. Но едва мы встали, как за нашими спинами грохнул выстрел. Мы вздрогнули и обернулись.
Леся все так же лежала под Филиным, сжимая в руке «Калашникова». Филин не шевелился, словно уснул на груди своей подруги. В его боку дымилась рваная дыра; кровь хлестала из раны, как из дырявой винной бочки. Леся перевалила тело на песок и села рядом.
Я кинулся к ней, но она тотчас навела на меня автомат.
— Стоять! — сказала она.
Глаза ее были пусты. Казалось, она смотрит на горизонт через меня. Медленно перевернув автомат стволом к себе, она взяла его двумя руками и приставила к своей груди. Фантомная боль обожгла мне внутренности, как только прозвучал второй выстрел. Струя огня откинула Лесю на спину. Я услышал, как глухо ударилась ее голова о камень.
— Может быть, так оно лучше, — произнес Влад за моей спиной, когда стихло эхо.
Оцепенев, мы смотрели на два трупа.
— Что-то ты совсем раскис, — сказал Влад, сидя на корточках и выталкивая из магазина на песок патроны. — Эх, Кирилл…
— Хватай за нос горилл, — досказал я. — Сколько?
— Пять патронов. Это, конечно, не бог весть что, но все же за себя постоять можно.
— Даже если у нас было бы безоткатное орудие, — сказал я, — мы вряд ли смогли бы постоять за себя. Филин был ягненком в сравнении с Тихонравовой.
— Пожалей себя! — отмахнулся Влад. — Хватит меня грузить своей депутаткой! Трахать ее надо было, когда в поезде ехали, и не было бы сейчас проблем. А ты в носу ковырялся…
Он снова снарядил магазин, прищелкнул его к автомату и, любуясь оружием, смахнул с него невидимую пыль.
— Во всей этой истории мне до сих пор не ясно одно: какая падла сперла документы у Тихонравовой, — сказал Влад, целясь в ближайший камень.
Я вытряхивал из обуви песок. Он спрессовался, и пришлось стучать кроссовками о булыжник.
— Я спер.
— А? — сдавленно произнес Влад. — В каком смысле? Шутишь, что ли?
— Если бы шутил, то мы вряд ли бы еще жили.
Влад подошел ко мне и присел рядом на корточки.
— Кирюш, — сказал он, заглядывая мне в лицо. — А на хрена ты это сделал?
— Чтобы сохранить нам жизнь. Пока Мила не узнает, где находятся документы и не получит их обратно, над нами с тобой будет порхать ангел-хранитель.
— Какой же это ангел-хранитель, к едрене-фене, когда черные платки по нам с трех стволов лупили?
— И что? Попали? — Я поднял голову и взглянул на бордовое лицо Влада. — Ты можешь поверить в то, что трое профессионалов не могли попасть в меня с пятидесяти метров?
Влад сел на камни и схватился за голову.
— О-о, блин горелый! — простонал он. — Как я хочу покоя! Не надо мне ни бензина, ни изотопов, ни славы, ни богатства! Только дайте мне спокойно дожить до старости! И какого черта ты связался с этими бумажками?.. Где они, дятел крашеный?!
Я задрал майку, вытащил полиэтиленовый пакет и кинул его к ногам Влада. Тот, как бомбу, поднял его, раскрыл, посмотрел внутрь и осторожно выудил один лист.