— «Шестнадцатое ноль девятое, — стал вслух читать он. — Ликвидация по списку «Б». Обеспечение А. Султанова. Предварит. подготовка эс-эр-вэ в Балашихе. Доп. для подстраховки по двести гр на каждого из военных складов там. див.» Таманской дивизии, что ли? А чего по двести грамм? Водяры?
— Водяры, — кивнул я. — Прячь обратно. Если бы Мила была уверена, что эти бумажки я ношу с собой, нас бы давно закидали гранатами. Но она сомневается: а вдруг я спрятал их или отправил почтовым голубем в Останкино? Поэтому, Влад, они будут нас брать только живыми.
— А зачем мы им живыми?
— Как зачем? — удивился я недогадливости друга. — Чтобы совать нам иголки под ногти, выпытывая, куда мы спрятали документы. Или, скажем, обливать физиономии крутым кипятком.
Влада аж передернуло. Он отшатнулся от меня и произнес:
— Типун тебе на язык, болтун. С меня довольно… Вот что, — сказал он после недолгой паузы. — Закопай ты их поглубже, да камнем привали, и давай ноги уносить.
— Хорошо, — кивнул я. — Предположим, я их закопаю. Мы бредем по пустыне. И вдруг снова подкатывают к нам два джипа. Тихонравова спрашивает: «Где документы?» Я ей отвечаю: «Закопал в пустыне, камнем привалил и пописал сверху». Мила обыскивает нас и приказывает: показывай, где закопал. Мы приводим всю банду на это место, выкапываем документы, и нас тотчас кончают.
Влад издал утробное рычание. Волнуясь, он принялся бродить вокруг меня.
— Не надо было их брать с собой, чучело! Не было бы проблем!
— Стоп! — взмахнул я рукой. — Предположим, я их не взял. Оставил в вагоне, на прежнем месте. Та же ситуация: Мила догоняет нас, бредущих по пустыне, и расстреливает вообще без всяких разговоров, как людей, узнавших о ее тайне.
— Тогда не надо было читать их! — взвыл Влад.
— Так я их и не читал сначала! — перешел я на крик. — Я тебе на зеркале в туалете послание написал, а она решила, что это я над ней подтруниваю, про документы намекаю!
— Значит, не надо было писать на зеркале! — тоже заорал Влад.
— Может быть, мне просто не надо было с тобой ехать? — вдруг тихо сказал я. — И не было бы у тебя проблем.
Влад нахмурился, опустил лицо и проворчал:
— Я этого не говорил.
Мы помолчали. Влад был недоволен мной, но ясно высказать претензии не мог.
— И что ты предлагаешь? — наконец, спросил он.
— Я разделю бумаги на две части, и одну из них суну за пазуху Филину.
— Зачем?
— Тихонравова не знает о том, что здесь произошло. Она по-прежнему уверена, что нас четверо, и мы вместе идем через пустыню к трассе. Если она где-нибудь выловит нас, я скажу, что ради своей безопасности мы с Филиным поделили документы пополам, и если в назначенный день и час, в определенном месте он меня не дождется, то передаст свою половину в редакцию какой-нибудь популярной газеты.
— Зачем тогда вообще что-либо совать покойнику за пазуху? Сожги половину, а скажешь, что отдал ее Филину.
— Видишь ли, Влад, в чем дело, — сказал я, помолчав. — Я почти не вижу шансов на то, что мы благополучно выберемся отсюда. А Тихонравову очень хочется наказать. Если нас убьют, то остается надежда, что трупы Филина и Леси рано или поздно найдут. Может быть, вертолетчики или пастухи. Значит, найдут и документы. А там, даст Бог, кто-то ими всерьез заинтересуется. Сейчас все падки на сенсации и разоблачения. А здесь, — я постучал ладонью по пакету с документами, — скандал года, если не десятилетия.
— Скажешь — десятилетия! — вяло возразил Влад. — Да мелочь все это! — начал он убеждать самого себя. — Такие скандалы в России каждый день происходят. И ничего. Никому это уже не интересно. И все депутаты на местах. Потому что никто в эти скандалы не верит. И правильно делают, что не верят! Мало ли что журналисты накалякают в своих газетенках! Всем верить?
Он опустил глаза, посмотрел на автомат, повертел его и, вынув из кармана платок, стал тщательно протирать ствольную коробку, рукоятку, спусковой крючок.
— Положу, где взял, — пояснил он. — Хватит приключений и подвигов! Как сказал бы король своим мушкетерам, на сегодня хватит приключений и подвигов! Отлистай половину бумажек, великий комбинатор!
Я кинул пакет ему в руки. Влад вытащил всю пачку и на глаз разделил ее пополам.
— Значит, ты хочешь, чтобы Филин и после своей смерти нагадил Тихонравовой? Ну, будь по-твоему. Пойду, затолкаю ему в трусы эти бумажки.
Он накинул на автомат платок, поднял его с земли и, сунув под мышку, вразвалку пошел за камни, где посреди полянки лежали два трупа…
Солнце клонилось к закату. Мы пылили по козлиной тропе вниз, туда, где, по словам Филина, был артезианский колодец. Горы тускнели, теряли очертания, становились плоскими, лишенными рельефа силуэтами, словно были вырезаны из серой бумаги и наклеены на розовый фон. По ходу я срывал длинные, похожие на ивовые, листья верблюжьей колючки и, покусывая их, пытался хоть немного притупить жажду. Листья были терпкими на вкус и никакого облегчения не приносили, но я успокаивал себя тем, что огромные верблюды, довольствуясь этим источником влаги, бывают вполне счастливы.
Через час мы уже шли рядом, привалившись друг к другу плечами и касаясь головами. Влад тянул какую-то заунывную восточную мелодию, а я вспоминал Анну, представлял, как она готовит мне ванну, взбалтывает в теплой воде пену, подает мне мягкое полотенце и шампунь, а я, упав перед ванной на колени, опускаю голову и начинаю жадно пить; я лакаю теплую мыльную воду, а Анна кричит…
— Ты чего скулишь? — спросил Влад. — Пожуй колючек.
Наши длинные тени тащились впереди, образуя большую букву Л. Мне казалось, что если Влад резко шагнет в сторону, то я упаду на камни телеграфным столбом и больше не поднимусь. Когда я уже потерял всякую надежду увидеть колодец, из-за камней на нас выплыло странное сооружение, похожее на большой перевернутый чугунок без днища, сложенный из сырых глиняных кирпичей. Вокруг него ворсистым ковром зеленела свежая травка.
— Вода! — прохрипел Влад и зачем-то сдавил мне горло сухой и шершавой, как вобла, рукой.
Как по команде мы кинулись вперед. Вход в «чугунок» оказался с противоположной стороны, и необходимость обегать постройку принесла больше мучений, чем последний час пути. Внутри было сумрачно, сыро и прохладно — самая жизнетворная атмосфера, которую я когда-либо знал. Мы склонились над каменным ободком узкого колодца.
— Где-то должно быть ведро! — хрипел Влад. — Посмотри у себя под ногами!
— Нет здесь ничего!
— Тогда держи меня за ноги, я полезу вниз!
— Да я не удержу тебя, медведь! В тебе сто двадцать кило веса!
— Уже меньше! — не преминул поправить меня Влад. — Не удержишь — и черт со мной!
Он в самом деле намеревался влезть в колодец головой вниз. Опасаясь, что он застрянет в вертикальной шахте где-то на полпути к воде, я схватил его за ворот и оттащил назад. Тут у меня под ногой и загрохотало ведро.
— Хватай его! — закричал Влад, словно ведро могло сорваться с цепи и ускакать.
Я поднял узкое, как снарядный цилиндр, помятое, в дырках ведро и запустил его в колодец. Цепь грохотала, как железнодорожный состав, ведро билось о стенки колодца, скрипело и вибрировало. Влад стал помогать мне протравливать цепь, будто мне было не по силам самому опустить и поднять ведро.
Наконец, упоительной мелодией внизу забулькала вода. Затаив дыхание, мы слушали, как ведро легло на бок, стало тонуть и наполняться водой.
— Тяни! — крикнул Влад.
Наверное, со стороны мы напоминали рыбаков, вытаскивающих из морских глубин сеть с богатым уловом. Вода выливалась из прохудившегося ведра водопадом, и этот ужасный звук заставлял нас все быстрее тянуть цепь. Наконец, это замечательное, мокрое и холодное ведро оказалось в наших руках. Мы одновременно припали к нему губами. Влад громко стонал и сопел, я пил редкими и большими глотками. У меня в голове все поплыло, словно я выпил шампанского. Сердце учащенно забилось в груди. Оторвавшись от ведра, я вытер губы рукой и, тяжело дыша, стал прислушиваться к приятным ощущениям, когда кровь веселым ручейком струится по венам.