Выбрать главу

Захар Михайлович решил с помощью Альфреда Рейнгольдовича укрепить южные рубежи своей финансовой и эфирной империи, а заодно взять под свое крыло кое-какие промышленные проекты.

Раух с ведома Хотимского активно занимался отмыванием криминальных доходов самой крутой южнороссийской группировки. Последняя же любезно выражала готовность быть вооруженным прикрытием империи Захара Михайловича при отстаивании ее интересов в регионе.

Лену заперли в комнате на третьем этаже особняка. Из ее окна открывался вид на крышу двухэтажной кирпичной сторожки, слева от которой находились въездные ворота. Их, как и фасад сторожки, полностью закрывала пышная зелень сада.

Отойдя от шока, Лена попыталась сообразить, что ей делать в создавшейся ситуации. Во время поездки она старалась запомнить дорогу, но ей это не удалось: два боевика с боков блокировали обзор, а сидящий на месте переднего пассажира детина постоянно орал «нагни голову!» и, поворачиваясь к ней, «помогал» выполнить его команду огромной, словно лопата, потной ладонью. Поняла она только, что джипы «Мицубиси— Паджеро» неслись в южном направлении.

Еще Лена заметила дюжего охранника у ворот, когда въезжали сюда.

Окно в ее комнате открывалось свободно, но что это давало?

«Н-да… С побегом дела «швах», — подумала она. — Может быть, ночью? Но как?..»

Была бы здесь кровать, к тому же застеленная, можно было бы скрутить и связать друг с другом простыни — до земли бы хватило… А дальше? Крыльев-то у нее нет!

Тут же мысли о возможности побега перебила жестокая, рвущаяся криком наружу истина: «Сережка остался один!»

В груди защемило, на глаза навернулись слезы.

Лена подошла к двери, забарабанила по ней кулаками. Через минуту в скважине щелкнул ключ. В дверях появился бородатый, похожий на чеченца парень с тонким крючковатым носом и узко посаженными глазами. Плотоядно, с ухмылочкой, взглянул на Лену.

— Чиво шумишь, дэвачка кырасивая?

— Мне нужно позвонить!

— Па ноль-дыва, да?

— Домой. Вы же все равно проконтролируете мой разговор!

«Чеченец» обернулся, крикнул куда-то вниз:

— Алик!

По желтым, покрытым лаком ступеням деревянной лестницы, вдоль которой висели на стене позвякивающие полуцилиндрические светильники типа «Каскад», поднялся холеный молодой человек, которого Лена видела в кабинете Плигина.

— Дэвачка па-азванить хочит. В милицию.

«Чеченец» заржал, довольный своей шуткой.

На лице того, кого назвали Аликом, Лена прочла интеллект и следы светского воспитания, поэтому полностью переключила свое внимание на него.

— У меня дома сын один остался. Мне нужно дать ему кое-какие указания по хозяйству. Могу я отсюда позвонить?

Альфред Рейнгольдович, а это был он, молча протянул ей сотовую «Моторолу». Затем отослал вниз охранника. Вошел в комнату вслед за Леной.

— Звоните, прошу!

Лена под пристальным взглядом Рауха подрагивающими пальцами набрала домашний номер.

— Алло, Сережа! — она постаралась придать голосу спокойствие и повседневную деловитость. — Привет, сынуля! Как покатались с Лешей? Никто не «загремел»?.. Ну вот! Я же говорила, чтобы наколенники взяли! Ах, ролик заедает? Ну так займись им — до вечера уйма времени. Поесть не забудь. Борщ — в холодильнике. И литературу, рекомендованную на каникулы, найди время почитать, а то в августе галопом гнать придется. Ладно? Ну и хорошо… Да, сынуль, я могу задержаться сегодня… Что?.. Много работы, естественно. Кстати, бегаю по кабинетам, так что мне не звони — не застанешь… Ну, если уж совсем, то я тебе вечером еще сама позвоню. Ладно, золотой мой? Ну пока!

Лена нажала кнопку «конец связи», отдала «Моторолу» Рауху и не выдержала, заплакала.

— Вы зря переживаете, Елена Витальевна!

Альфред Рейнгольдович старался быть любезным, но любезность эта не выглядела искренней. От нее пахло тем самым светским воспитанием, формальностью, просчитанностью. Облик Рауха дополняли холодные судачьи глаза, по-иезуитски тонкие, в ниточку, губы.

— Ваш директор, несомненно, сломается. Так что к ночи ваш плен… пардон, я хотел сказать — ваше пребывание у нас в гостях закончится… Но учтите, мы любим послушных гостей.

Лена уже взяла себя в руки. Еще чего — показывать свою слабость перед людьми, угробившими ее Олега!