В отличие от портрета Шмулика, этот был наклеен на планшет из очень плотного картона. Конечно, это мог сделать и художник. В конце концов, потрет Бройдера он рисовал в спешке, а тут…
Нет, вряд ли. Скорее, все-таки, бумагу на картон наклеил либо сам Ари, либо его супруга.
Натаниэль положил портрет на стол, задумался. Что-то такое было еще в письме. Что-то, о чем он сейчас подумал совсем по-другому.
Натаниэль отыскал в ящике письменного стола письмо Розенфельда, быстро пробежал его глазами, потом еще раз прочел с самого начала.
Ага, вот:
«…Портрет, как и положено портрету, отражает не только внешнее подобие объекта, но и сохраняет некую тайну его внутреннего мира…»
Натаниэль отложил письмо, снова взялся за портрет. Осторожно ощупал пальцами поверхность. Вытащил «японский» нож для разрезания бумаги и попытался отделить рисунок от планшета. Ему удалось это сделать достаточно легко и почти без потерь для бумажной поверхности.
Он внимательно рассмотрел изнанку рисунка, исписанную четким крупным почерком. И сравнил с письмом. Рука Розенфельда. Сверху стояло слово «Ари». Дальше два столбика — какие-то названия. Розовски обратил внимание, что названия в первом и втором столбиках были одними и теми же. Различия заключались в цифрах, проставленных рядом с названиями.
— А ведь я видел нечто в этом роде, — громко сказал Натаниэль и сам чуть испугался собственного голоса. — Да-да, — повторил он, чуть понизив голос, — видел, и совсем недавно. Где же?
Поднявшись на четвертый этаж, Розовски подошел к двери с номером 23. Под номером по-русски и на иврите было написано: «Семья Бройдер. Шмуэль и Хана».
— Ну-ну, — пробормотал он, нажимая кнопку звонка. — Посмотрим, как жили счастливые молодожены.
После мелодичной трели за дверью послышались торопливые шаги, дверь отворилась. На пороге стояла женщина в голубых джинсах и легкой кофточке. Она с настороженным вниманием осмотрела сыщика. Розовски вежливо улыбнулся:
— Хана Бройдер?
Она кивнула.
— Это я вам звонил. Меня зовут Натаниэль Розовски. Разрешите войти?
Хана Бройдер молча посторонилась, пропуская его в дом.
Розовски остановился на пороге холла. Обстановка была достаточно скромной, во всяком случае мебель не блистала новизной, да и телевизор, стоявший на передвижном столике, был отнюдь не последней марки. На диване валялась груда вещей.
— Проходите, садитесь, — сказала Хана, входя следом. — У меня не очень прибрано, но вы настаивали на встрече, — она неторопливо собрала вещи.
— Прошу извинить. — Собственно, за двое суток с момента их телефонного разговора можно было бы и прибрать. Розовски сел в продавленное кресло у журнального столика. — К сожалению, дело не терпит отлагательств, — сказал он и сам усмехнулся напыщенно-канцелярскому стилю последней фразы.
— Слушаю вас, — Хана не обратила внимания на его усмешку.
— По поручению руководства фирмы «Интер» я провожу расследование обстоятельств смерти бывшего президента компании Ари Розенфельда. Вы были знакомы с ним?
— Нет, — быстро ответила Хана.
— Странно, вы даже не удивились моему вопросу, — заметил Натаниэль. — Ну, хорошо… Скажите, как погиб ваш муж?
— Он поздно возвращался из Иерусалима — ездил туда по своим делам, я не знаю, по каким именно. Предполагают, что заснул за рулем. Машина остановилась на мосту в очень неудачном месте, там обычно проезжают тяжелогрузы, целыми колоннами. Один из таких грузовиков, доверху забитый ящиками с «Пепси-колой», сбил машину моего мужа. Возможно, он уснул, потому что был пьян.
Натаниэль заметил, что Хана произносила эти слова механически, как хорошо заученную, но неотрепетированную роль.
— Вы всегда так говорите? — спросил он.
— Как?
— «Мой муж», «моего мужа»… Вы никогда не называли его по имени?
— Почему? — Хана несколько растерянно улыбнулась. — Это просто… Просто так получилось, не знаю… — Она замолчала.
— У полиции есть серьезные основания полагать, что смерть вашего мужа была отнюдь не случайна, — сказал Розовски после паузы.
— Мне об это ничего неизвестно, — ответила Хана. Голос ее звучал напряженно. — Впервые слышу от вас.
— Ваш муж был застрелен, — тихо сказал Розовски. — Из того же револьвера, что и Ари Розенфельд до него и Галина Соколова, жена Розенфельда, — после. И поскольку у меня есть основания подозревать вас в причастности к смерти мужа, думаю, и на остальные печальные события вы могли бы пролить свет.