Розовски посмотрел на часы. Управились за пятнадцать минут, молодцы. Жаль, конечно, что не удалось осмотреть остальное содержимое дорожной сумки. Ничего не поделаешь. Он быстро прошел в угол, к просторному, обитому плюшем креслу. Едва он успел сесть и придать своему лицу соответствующее выражение, как дверь номера распахнулась, вошел инспектор Алон — маленький, смуглый, больше похожий, с первого взгляда, на подростка с недетскими глазами — и с ним еще двое полицейских в форме. Одного из них — Дани Шимшони — Натаниэль помнил по своей прежней службе. Второй был, видимо, новичком — если не в полиции вообще, то в отделе. Следом вошел доктор Нохум БенШломо, медэксперт, тоже старый знакомый Натаниэля.
— Рассказывай, — сказал Ронен Алон, усаживаясь напротив Натаниэля. — Пока ребята осмотрятся, мы с тобой поболтаем немного. Как ты здесь оказался?
— Во-первых, привет, Ронен, — сказал Натаниэль дружелюбно. — Во-вторых, ты бы хоть дух перевел.
— Мы уже здоровались, — сухо ответил инспектор. — По телефону. А дух мне переводить не из-за чего. Да и некогда. Поверь, Натаниэль, не обижайся. Столько работы этим летом, даже не представляешь себе.
— Неужели и в твоем отделе тоже?
— Представь себе, — мрачно произнес Алон. — Правда, в основном на бытовой почве. Ревность и тому подобное. Ну, неважно, думаю, ты еще помнишь.
— Собственно, особо рассказывать нечего, основное я уже сказал, Ронен. По телефону. Она, — он кивнул в сторону убитой, позвонила мне в четверть третьего, попросила срочно приехать. Срочно не получилось — добирался около часу. Ругаю себя, что не позвонил с дороги.
— Она что — твоя клиентка? — спросил Ронен.
Розовски отрицательно качнул головой.
— Я ее в первый раз увидел. Увы — вот в таком состоянии. Ей порекомендовал обратиться ко мне адвокат мужа. Покойного мужа. Ты же знаешь, после ухода из полиции я специализируюсь на делах репатриантов из России.
— Знаю, знаю… Покойного мужа? А… ты говорил. Ари Розенфельда? Которого убили в Кесарии?
— Кажется, да, — ответил Розовски. — Послушай, дай закурить. Я забыл сигареты в машине.
— Кури, — инспектор протянул пачку «Тайма». — Только, пожалуйста, с пеплом осторожнее. Не стряхивай куда попало.
— Здесь никто не курил, успокойся, так что я никаких улик тебе не испорчу.
Алон нахмурился:
— Ты что, обыскивал номер?
— Бог с тобой, Ронен, просто осмотрелся. Я же все-таки полицейский.
— Так чего она от тебя хотела? — недовольно спросил инспектор.
— Я же говорю — понятия не имею. Позвонила, попросила приехать. Я приехал. Все.
— Послушай меня, Натан, — ласково сказал инспектор Алон. — Послушай и запомни: если ты решил заняться расследованием дела об убийстве Розенфельда…
— С какой стати? — Натаниэль сделал удивленное лицо. — Я о нем вообще узнал только из газет.
— Из газет? — Инспектор прищурился.
— Откуда же еще? Хотя нет, кажется, сначала я услышал о нем по радио. Что ты на меня так смотришь, Ронен? Мой круг интересов знаешь: рогоносцы, мелкие жулики. Я вовсе не собираюсь отбивать твой хлеб.
— Зато я твой — собираюсь, — бесцеремонно сказал инспектор. — Так ты говоришь, она позвонила тебе в четверть третьего? И ты сразу все бросил и поехал?
— А мне и бросать-то особо нечего было. Мертвый сезон, как говорится, мелочевка.
— Нашли пулю, инспектор, — сказал один из полицейских.
— Покажи… — Инспектор повертел в руке сплющенный кусочек свинца. — Что скажешь, Натан?
Розовски осторожно взял пулю.
— Семь и шестьдесят пять, — сказал он. — Ари Розенфельд был убит из револьвера того же калибра.
— Да? В какой, интересно, газете ты прочитал такие подробности?
— В «Вестях», — не моргнув глазом, ответил Натаниэль. — Русская газета.
Вряд ли Ронен выучит русский язык специально, чтобы уличить бывшего начальника во лжи.
— Н-да… Точно, семь шестьдесят пять, — сказал инспектор Алон, возвращаясь к пуле. — Только револьвер Розенфельда, слава Богу, уже ни в кого не может выстрелить, поскольку лежит в отделе баллистической экспертизы у нас в Управлении.
— Действительно, слава Богу.
Ронен Алон повернулся к подчиненным.
— Что с отпечатками пальцев, Шимон? — спросил он незнакомого Натаниэлю полицейского.